Бернар Клавель - Плоды зимы

Отец глубоко вздохнул. Он опять переложил грелку, которая уже не обжигала руку. Он старался, чтобы в постель не проник из комнаты холодный воздух, и лежал, вытянувшись на спине, уйдя головой в мягкую ямку двух подушек.

Все-таки чудной у него сын. Занимается живописью и едет из Марселя в Лон-ле-Сонье с мертвецом под мышкой — ну на что это похоже! У него в семье, да и у жены тоже все были люди разумные, вполне нормальные и жизнь вели трудовую. А вот Жюльен никогда не был вполне нормальным. Откуда у него все эти странные выходки?.. И мертвец… Разъезжать с настоящим мертвецом под мышкой. Нет, это надо было бы запретить.

С некоторого времени отец думал только о скелете, оставленном на крыльце. Как Жюльен его пристроил — вдоль перил положил? Или поставил стоймя в угол? Мысль о скелете не давала отцу покоя. Что это был за человек, которого, вместо того чтобы положить в гроб, так ободрали? Отец впервые видел скелет вблизи. Он знал, что они есть в музеях и в медицинских училищах, но там это одно, а здесь, дома, — совсем другое. Нет, это никак не укладывалось у него в голове.

Осторожно ли они поступили, оставив его на крыльце? А что, если жандармам взбредет в голову явиться завтра спозаранку, — что они скажут, наткнувшись на этого мертвеца?

Незаметно отцом овладело какое-то тревожное чувство. Хоть он и не желал себе в том признаться, его главным образом волновала мысль о смерти. И не только о смерти вообще, но и о своей собственной. Мертвец, что внизу, был, верно, таким же человеком, как и он, всю жизнь трудился, страдал. Может даже, он был булочником, как знать? Или крестьянином. Был привязан к своему клочку земли. Может, при жизни он никуда не выезжал из своей деревни. Кто спрашивал его согласия, прежде чем превратить его в такую штуковину, которую без всяких церемоний таскают за собой вроде как зонтик? Серафен. Жюльен назвал его Серафеном. Тогда, выходит, он знает, кто это. А обращается с ним небрежно, кое-как. Когда помрешь, ничего не чувствуешь, это верно. С известной точки зрения все одно — что быть вот этаким, что гнить в могильной яме; и все же разве не естественно, если ты проработал всю жизнь, чтоб тебе дали наконец хоть немного отдохнуть? Положили бы на грудь камень с высеченным на нем твоим именем. Даже если никто не остановится у могилы, все же что-то от тебя уцелело. А кроме того, всегда есть люди, которые помнят. Отец бывал на кладбище только в канун Дня всех святых и на похоронах. Ко Дню всех святых он приводил в порядок могилы родителей и первой жены, приносил туда горшки с хризантемами, которые выращивал специально для этой цели. И каждый раз думал, что там, рядом с ними, и его место, и жена тоже там будет. Там они все встретятся. Может, уже не останется никого, кто бы приносил им цветы, но камень с их именами всегда будет лежать там. И еще долгие годы хоть несколько человек, возвращаясь с похорон, проходя мимо могилы, остановятся и прочтут на памятнике его имя. И может, скажут: «Гастон Дюбуа, да, он честно заработал право на отдых. Поворочал за свою сволочную жизнь немало мешков с мукой!» Люди его возраста и те, что чуть помоложе, может, вспомнят о хлебе, который он выпекал. Скажут: «Такие булочники, как он, в наше время перевелись». И от одного воспоминания у них потекут слюнки.

Мысль эта, конечно, была не бог весть что, но, во всяком случае, с ней было не так грустно сознавать, что в один прекрасный день тебя вынесут ногами вперед.

Отец думал свою думу, и мысли его все время возвращались к этому неприкаянному покойнику, спящему так далеко от других покойников, тут, на крыльце, такому одинокому на холодном ветру. С тех пор как он, бедняга, расстался с жизнью, пришлось ему наслушаться от этих шалопаев всяких шуток да песенок. А для почтенного покойника совсем это неподходящая компания.

Когда мать поднялась в спальню, отец еще не заснул. Сперва он услышал движение в соседней комнатке, где жил Жюльен, потом отворилась дверь и совсем тихо вошла мать.

— Что же это ты без света? — спросил отец.

— Я оставила свечу Жюльену… Но ты не спишь?..

— Не сплю.

Мать разделась, потом легла в постель, впустив туда холодный воздух.

Наступила тишина, только матрас покряхтывал, когда мать ворочалась, стараясь улечься поудобнее. Наконец, уже засыпая, отец пробормотал:

— Что ни говори, надо лишиться последнего ума, чтобы привезти сюда этого мертвеца.

Уже на следующий день отец понял, что с приездом сына спокойному существованию конец. Ночью он просыпался несколько раз, и каждый раз у него перед глазами возникал скелет на крыльце. В полудремоте ему представлялось, что смерть стоит у дверей и ждет урочного часа, чтобы войти в дом.