Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

Какова вероятность того, что два прирожденных афериста из разных концов земли окажутся в одном и том же баре на испанском острове? Не знаю. Полагаю, что примерно такая же, как в случае с моей незапланированный поездкой в Берлин. Мы очень долго не могли найти подходящую для жизни квартиру, которая устраивала бы нас по всем параметрам. Каждый день мы выезжали из отеля и забрасывали в багажник тяжелые чемоданы, а вечером снова заселялись в гостиницу, так и не сумев найти подходящий вариант. В конец отчаявшись, мы надеялись на положительный ответ от берлинца по имени Бодо. Чаша весов склонилась в нашу пользу, когда Бодо узнал, что я пишу книги. Он как раз собирался в путешествие по Италии, чтобы закончить очередную рукопись. Нам досталась превосходная квартира в богемном Prenzlauer Berg и упирающийся в потолок стеллаж, доверху набитый интернациональными книжками. Более того, наш благодетель решил свести меня с местной тусовкой и отправил в фейсбук контакт какого-то Давида, с которым я быстро нашла общий язык. Перед тем как отправить ему сообщение, я ввела в строку поиска Google «Dаvid Wagner» и, просмотрев первое попавшееся интервью с его участием, обессиленно рухнула в кресло. Давид оказался известным берлинским писателем, который рассказывал каналу BBC о трудностях, связанных с трансплантацией печени. Не стоит говорить о том, что мы встретились и подружились. Он был намного старше меня, но, как и я, не верил такому совпадению. Ведь кто-то же сводит людей, раскрашивает их судьбы.

Эрик Хебборн — одаренный британский парнишка, на которого не обращали внимания всемогущие критики. Вполне вероятно, что Эрик решил совместить приятное с полезным: обосноваться в Риме, подзаработать и заодно преподнести на блюдечке свою холодную месть. Все началось с того, что ему тонко намекнули о сходстве его рисунков с творениями Никола Пуссена. И понеслось: Коро, Пиронези, Ван Эйк, Кастильоне и Рубенс… большой привет, господа! Без вашего позволения я внесу немножечко разнообразия в ваше неподражаемое творчество. А затем напишу несколько книжек, включая пособие для фальсификатора, и раскритикую экспертов, дилеров и арт-критиков. А почему бы и нет? Это ведь вам дальше ломать головы над тем, как я подделывал провенанс и почему меня найдут мертвым в римском квартале. Кстати, с проломленной головой.

Все они рисковали и точно знали, на что идут. Красивая жизнь наверняка служила своеобразным магнитом на фоне осточертевшей нищеты и бесславия, а разоблачение лишь увековечивало популярность, делая этих ребят основными персонажами полнометражных голливудских фильмов. Но как там говорится? Есть хорошие машины, а есть «мерседес»? Есть хорошие машины, включая «мерседес», но есть «БМВ»? Все эти споры владельцев и почитателей той или иной марки абсолютно бессмысленны, потому что существует «роллс-ройс». Так вот, Вольфганг Вельтракки и был тем самым «ройсом» среди лучших фальсификаторов мира.

— Рене, — обращается один из преподавателей немецкого языка Гете-института к моему одногруппнику. — Что вы можете сказать о фильме?

— Я растерян. — Рене лениво отвечает по-немецки с присущей французам очаровательной картавостью.

— Сара, как вам фильм? — Вопрос обращен к пятидесятилетней канадке, чей муж занимает важную ступеньку на лестнице правительственной иерархии.

— Он — демон. — У Сары прекрасный немецкий, и она может дать фору всем представителям нашей сильной группы.

— А вы? Мы можем услышать ваше мнение? — Участь настигает профессора Стэнфордского университета, которому по какой-то причине понадобилось усовершенствовать свой немецкий в Берлине.

— Я пока пас. Передаю эстафету Джулии.

«Вот уж спасибо», — мысленно благодарю я профессора.

— Джулия?

— Ich habe keine Zweifel daran, dass er ein Genie ist [81].

— Согласен с Джулией, — профессор эмоционально хлопает по столу рукой. — Вельтракки — гений. Я верно артикль подобрал?

«Das Genie» — таким мне тогда показался Вольфганг Фишер, эстетический вкус которого заставил взять красивую фамилию жены и изменить свою на Вельтракки. Гений, чертов гений, которого многие считали дьяволом во плоти. Помню, как мы, словно завороженные, заносили в тетради новые немецкие термины, связанные с красками, рамами, холстами и техникой. Ну, что там говорить… Он экстраординарен. Первый после Бога, второй после Пикассо и величайший из величайших. Вольфганг Вельтракки переплюнул абсолютно всех, разбив в пух и прах летящие вперед технологии, рентгеновские излучения и современные методы экспертизы по установлению подлинности шедевров искусства. Если подобные ему ребята тайно работали в студиях на задворках Рио и Буэнос-Айреса, то Вельтракки, не стесняясь, творил чудеса в самом сердце романтичного Парижа, чопорного Лондона и вечно кипящего Нью-Йорка. Лучшие аналитики и искусствоведы обливались потом и готовились к эвтаназии в Цюрихе, когда Вольфганг заскучал и попался на не аутентичных белилах. Но до этого произошла целая цепочка событий, заключительное звено которой смачно стукнет молотком по престижу наиболее респектабельных аукционных домов.