Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Отвлекли… еще как… А как вы отключили сигнализацию и камеры?

— Мадемуазель, я должен вам признаться… — Дженнаро выдержал театральную паузу.

— В любви, надеюсь?

— А чего в ней признаваться? Ее нужно выражать с помощью действий. Я должен вам признаться в том, что… не отключал сигнализацию и камеры.

— То есть? — Моя рука зависла в воздухе, так и не притронувшись к шарику моцареллы. — Нас что, снимали?

— Конечно, нет. Я просто позвонил директору музея и сказал, что хочу попасть сюда ночью с очень важным гостем.

— И что он ответил?

— Он ответил, что получил от меня столько денег на этот музей, что готов открыть двери лично, раз уж мне хочется распить здесь бутылку вина с красивой девушкой.

— Я вас убью… Я вас натурально убью… Я повелась, как ребенок… Переживала, что нас засекут, что сработает сигнализация, а вы мне шоу устроили?

Дженнаро хохотал до слез, отбиваясь от моих рук, которые не на шутку были готовы его задушить.

— Мадемуазель, если вы меня задушите, я не смогу рассказать вам историю…

— Какую?

Он знал, как быстро вернуть меня на путь рационального мышления.

— Очень интересную. Очень увлекательную историю, мадемуазель. Вы же их любите…

— Да!

— Обещаете меня обнять и больше не душить?

— Да! Но при условии, что это будут истории из вашего мира! Из того, другого мира… Deal? [111]

— Deal.

Расположившись у него на коленях, я приготовилась внимательно слушать. В обществе давно написанных книг, пропахших вековой историей страниц и безумной любви. Той самой, о которой многие бредят всю свою жизнь.

Похищена из Национального музея Швеции в декабре 2000 года.

Текущий статус: картина найдена и возвращена в музей.

— А какие из этих историй я могу использовать в книге? — спросила я у Дженнаро, поймав себя на мысли, что вот уже часа полтора сижу у него на коленях, держа в руках одинокий помидор черри.

— В какой книге? — настороженно поинтересовался он.

— «Начала писать» — это громко сказано, конечно, но титульный лист с названием уже готов! — с гордостью выпалила я, наконец-то проглотив сочный черри.

— С этого момента, пожалуйста, поподробнее, мадемуазель… — Дженнаро сделал акцент на каждом слове, как будто разговаривал с маленьким, плохо соображающим ребенком.

— Мне казалось, вы не любитель подробностей. — Я специально тянула время.

— Мадемуазель…

— Все-все! Повторять дважды не надо. Когда вы обращаетесь ко мне с такой интонацией, мне хочется провалиться сквозь землю. В общем, так… Книга будет называться «Голубь с зеленым горошком», а вы будете главным героем.

— Не понял… — протянул он, глядя на меня, как на умалишенную. — Вы хотите меня прославить?

— Ну, прославить — это не совсем верное слово в данной ситуации. Я бы сказала, популяризировать.

— Популяризировать насколько? — Дженнаро посмотрел на меня исподлобья, еще больше меня раззадорив.

— Это уж как получится… — Я пыталась сохранить на лице маску серьезности.

— Мадемуазель, вы хотите, чтобы моей тенью стали сотрудники Интерпола?

— Конечно, не хочу! Знаете, я ведь могу убить всю правду одной-единственной фразой в конце. Звучит она примерно так: «Все имена и совпадения с реальными событиями являются случайными». И вообще… я — писатель. Если что, сошлюсь на художественный вымысел в щепетильных моментах.

— Вы меня успокоили…

— Вы не хотите, чтобы я писала книгу? Вы же утверждали обратное.

— После такого взгляда… Мадемуазель, когда я это говорил, я не имел в виду, что книга должна быть обо мне.

— Понимаете, это сделает меня счастливой! Ведь я смогу пережить все заново. Каждый день с вами, каждый момент, каждую ночь. Я смогу быть с вами тогда, когда вы не рядом со мной. — Мне вдруг стало катастрофически грустно.

— Пишите. Пишите все, о чем хотите. Только не смотрите на меня так.

Он на секунду отвел глаза, чтобы не видеть мои.

— Вот… Вы снова так сделали. Уже второй раз за сегодня… Вы не можете на меня смотреть. Или не хотите.

— Что за глупости? Ладно, — он резко сменил тему, зная, чем можно меня отвлечь, — раз уж хотите писать книгу, давайте обсудим условия.

— Какие такие условия? Хотите часть гонорара? — Я лукаво улыбнулась.