Константин Сергиенко - Самый счастливый день

— Да, — сказала она, — мне много лет.

— Всего шестнадцать!

— Мне кажется, я была всегда. И ты. Я знаю тебя так давно, что уж не помню, каким ты был раньше.

Я рассмеялся.

— Раньше — это когда?

Она задумалась.

— Когда никого, кроме нас, не было.

— Адам и Ева! — воскликнул я.

— Нет. Леста и Николай. Мы с тобой ближе.

— Это как?

— Смотри. Между А и Е, Адамом и Евой четыре буквы, БВГД, а между нами всего одна, М.

— Но при чём здесь алфавит?

— Всё при чём, — сказала она серьёзно. — Но это же и соединяет. Адам и Ева дальше, чем мы, но в четыре раза крепче соединены. А мы разделены и соединены всего лишь одной буквой. Я знаю, что она означает.

— Что же?

— МИГ. В любое мгновенье кто-то из нас может исчезнуть и в любое мгновенье может появиться опять.

— Ах ты мой милый схоласт! — воскликнул я. — Тебе ли учиться в девятом классе?

— У меня слабая голова, — сказала она, — я ничего не помню. Но надо учиться. Ведь учатся все.

— Рассудительно, — согласился я.

Она задумалась. Сорвала пучок травинок, зажала в одной руке.

— Нет, я не помню, каким ты был раньше. — Она повернулась ко мне и посмотрела ясным серо-синим взглядом. — Пожалуй, ты носил бархатную шляпу… А жабо?

Я рассмеялся.

— Всегда мечтал о жабо.

— Ты не понимаешь, — произнесла она строго. — Я не шучу. Тебе снятся сны?

— Тебе же приснился мой сон. Значит, снятся.

— Я буду слать тебе сны, — сказала она со значением.

— Буду обязан.

— У тебя есть красный берет?

— Но я же не девочка, чтобы ходить в берете.

Она задумалась.

— Когда-нибудь я подарю тебе красный берет…

Всё это я помню. Так хорошо помню. И всплывает, всплывает откуда-то из глубины, но в щемящей ясности. Всплывает тот удивительный вечер, та ночь, которую подарила мне Хозяйка Барскою сада.

Она сказала:

— Ты не забыл?

— ?

— Ты не забыл, что я Хозяйка Барского сада?

— Как можно об этом забыть?

— Но ты не веришь. Сегодня вечером ты убедишься, что я Хозяйка.

— Я верю и так.

— Ты знаешь, что нынешним вечером будет в Барском саду?

— Что бы могло там быть?

— Бал-маскарад!

— Конечно, только для нас двоих. Я согласен. Но какой придумать костюм?

— Не веришь! А всё очень просто. Там будут снимать кино.

Вот ещё новость. Какое кино? Кому это нужно?

— Понимаешь, приехала группа. Будут снимать кино. Бал-маскарад в имении. Ты не был в нашем саду неделю, а я заходила вчера. Что там творится! Кругом декорации, прожектора! Построены павильоны! И всего за неделю. Всё из фанеры, но издали не отличишь. Особняк просто как настоящий!

— А что за кино?

— Не знаю. Но я им сказала, что я Хозяйка этого сада. Они засмеялись. Раз вы хозяйка, то приходите на съёмки, нам люди нужны. А один посмотрел внимательно и говорит: вы очень подходите нам для роли.

— Ба! — сказал я. — Ты станешь звездой экрана!

— Нет, правда, — она была очень оживлена, — он сказал, раз вы хозяйка, то и сыграете роли хозяйки. Мы будем снимать бал в имении. Всю меня осмотрели, принесли разные платья, стали фотографировать.

— Не очень мне всё это нравится, — заметил я.

— Почему?

— Киношники — шельмецы, прощелыги. Один мои приятель учился на режиссёра, так он без конца предлагал девушкам разные роли. Увидит кого-нибудь в своём вкусе и тут же выдумывает роль. Девушки к кино неравнодушны.

— Но здесь без обмана! Они снимают кино. Ты бы видел, какие у них аппараты!

— Кто знает…

— А ты приходи, ты посмотришь.

— На съёмки, по-моему, не пускают.

— Я им скажу. Я тогда не стану сниматься.

И я согласился.

Удивительно тёплый всё же стоял октябрь. Уже середина месяца, а температура в иной день подскакивала до двадцати. Вечером опускалась прохлада, но никто уже не надевал пальто.

К Барскому саду я шёл с неохотой и даже опаской. Мы ведь привыкли таиться. Очутиться на людях, в свете прожекторов, да ещё в толпе зрителей, среди которых, я не сомневался, будут знакомые, мне что-то не очень хотелось. Но всё оказалось иначе, чем я представлял. Уже издали я увидел вздыбленное над Барским садом облако света. А ещё через сотню шагов наткнулся на стоявший поперёк дороги длинный чёрный автомобиль. На его лаковой поверхности играли отсветы близкого сияния. От машины отделились два, как мне показалось, щегольски одетых человека. Один из них вежливо сказал:

— Дорога закрыта. Потрудитесь повернуть обратно.

На них было что-то вроде смокингов, резко белели в темноте воротнички и манишки. Делать было нечего, я собрался идти назад, но, поразмыслив, произнёс фразу: