Константин Сергиенко - Самый счастливый день

— Вот цена шутки, — сказал я с деланной грустью. — Вы даже не помните своего письма.

— Послушайте, послушайте, — быстро пробормотала она. — При чём же тут я…

— Ваша тетрадь, — произнёс я холодно. — На берегу вы просили вернуть и объяснили это игрой воображенья.

— Нет, нет! — сказала она.

— Не понимаю, в чём дело?

— Это не я, не я!

— Послушайте, сколько вам лет? — спросил я с внезапным раздражением.

— Ах, вот что вам надо? — Она вскочила. — Да, мне больше, чем другим! Я второгодница, в седьмом два года училась! Это вы хотели узнать? Зачем вы пришли? Меня уже спрашивали, в больницу хотели. Я не хочу, не хочу в больницу! Где мать, где отец? Пристали с ножом к горлу!

— Поверьте, — сказал я растерянно, — я не хотел…

— Не верю! Я никому не верю. Да, это моё письмо! Хотела и написала! Да, это шутка, проверка! Что вам ещё?

— Перестаньте, Арсеньева…

— Не верю, не верю! Зачем вы пришли? Что вам надо? Я всё равно ничего не скажу!

Губы её тряслись, в глазах вспыхивали искры. Она отступала по направлению к дому, выкрикивая бессвязно:

— И пусть! Прочитайте всем! Ничего не докажете! Это не я, мне не нужно!

Внезапно она споткнулась о корень, выступавший из-под земли, и с лёгким вскриком упала спиной на дорожку. Я кинулся к ней, приподнял за плечи. Лицо её было белым как мел, глаза закрыты. Красный берет свалился, волосы разметались по моей руке.

— Леста, Леста! — бормотал я. — Что с вами?

Безотчётно я приблизился к ней и прижался к холодной недвижной щеке. Прошло мгновенье, но этот миг развернулся для меня в бесконечность. Её хрупкое беспомощное тело, изгиб тонкого стана, холодная щека, неповторимый запах волос.

Глаза открылись. Они глянули с изумлением, потом изумление сменилось блаженным покоем. Глаза вновь закрылись, рука обвила мою шею, и я услышал шёпот:

— Теперь уходи…

— А что, если его назначить классным руководителем? — высказал на педсовете Наполеон, — вот Павел Андреевич жалуется, возраст не тот.

— И возраст, и возраст, — Конышев громко сморкнулся. — Не слушают бармалеи меня. Вот этот, Проханов, вчера из резинки стрельнул. Прям-таки в глаз. Ну какой я классный. И устаю, видит бог, супруга ругает. Моё дело синус да косинус, а не то…

— Вот, — резюмировал Наполеон.

— Николай Николаевич педагог молодой, задорный! — залилась Розалия Марковна. — Он вносит изюминку в дело! И дети его стали слушать. Правда, опыта маловато. Разве можно запанибрата с детьми? Да они сядут на шею!

— Где сядут, там и слезут, — развязно сказал Котик. — Это не мои слова, народные.

Лилечка чистила ногти и украдкой поглядывала на часы.

— А что там с учебным процессом? — вопросил директор.

— Идёт по программе, — ответил завуч.

— Так, значит, на классного?

— Отпустите меня, передайте, — взмолился Конышев, — нет сил!

— Что думают остальные? — спросил директор.

— Назначить, — сухо произнесла Химоза.

— Назначить… — пробурчал директор, — а вот не могу. Инструкция вам известна? Молодой специалист, месяц работает. Не имею права.

— А Гладышев? — воскликнула Розалия Марковна.

— Гладышев не молодой, у него стаж.

— Это условность, — сказала Химоза. — А в окопах мы были не молодые? У нас мальчишка семнадцати лет ротой командовал.

— Опять в окопах, — вздохнул директор. — Нет, не могу. Пусть поработает месячишко. После комиссии. Там посмотрим.

— Между прочим, меня не спросили, — заметил я деликатно.

— А что спрашивать? — Неполеон повернул удивлённое лицо. — Мы вас выдвигаем.

— Я не готов. Не совсем изучил класс.

— Говорил! — воскликнул директор. — И вам там это… Розалия говорит. Дистанцию надо держать. А то, говорят, гуляете с учениками.

Я изумился.

— Разве это запрещено?

— Нет, почему же. Если на экскурсию, целым классом…

— А с отдельными учениками?

— Хм… — директор пробарабанил пальцами по столу. — Обязательно гулять? Беседуйте в классе. А то подумают, что у вас… как это?

— Фавориты, — подсказала Розалия Марковна.

— Любимчики, — пояснил директор.

— Без любимых учеников нет слаженного коллектива! — отчеканил Котик. — Это Макаренко говорил!

Лилечка откровенно зевнула.

— Так что пока потерпим, — сказал директор. — После комиссии. Сами знаете Ерсакова, он в каждую дырку лезет.

— Да уж… — сказала Химоза.

— Какие ещё вопросы?..

После педсовета Котик покровительственно хлопал меня по плечу.

— Старик, тебе повезло. Классными могут быть только такие тюлени, как Коныш. Даже Гладышев тут оступился.