Николь Краусс - Хроники любви

А потом мы вроде как попали в такт и стали открывать рты одновременно, будто оба пытались что-то сказать. Я обняла его за шею, как Ева Мария Сейнт обнимала Кэри Гранта в сцене в вагоне в фильме «На север через северо-запад». Мы валялись на полу, и наши промежности соприкоснулись, но лишь на секунду, потому что потом я случайно задела плечом его аккордеон. Рот у меня был полон слюны, и дышать было трудно. В небе за окном в сторону аэропорта Кеннеди пролетел самолет. А за стеной кричал теперь уже Мишин отец. «Из-за чего они ругаются?» — спросила я. Миша откинул голову. Какая-то мысль отразилась у него на лице, она будто была на языке, которого я не понимала. Я подумала, не изменятся ли теперь наши отношения. «Merde», [64] Дерьмо (фр.). — пробормотал Миша. «Это что значит?» — спросила я. «Это по-французски». Он убрал прядь волос мне за ухо и снова стал меня целовать. «Миша», — прошептала я. «Тсс», — шепнул он и обнял меня за талию, засунув мне руку под рубашку. «Не надо, — сказала я и села. — Мне кое-кто другой нравится». Едва я это сказала, как тут же пожалела о своих словах. Ясно было, что больше сказать нечего, я встала и надела кроссовки, в которых было полно песка. «Мама уже, наверное, волнуется, где я». Мы оба знали, что это неправда. Когда я встала, на пол посыпался песок.

Я в сотый раз перелистала «Съедобные растения и цветы Северной Америки». Потом поднялась на крышу дома, чтобы проверить, смогу ли я определить какие-нибудь созвездия, но освещение было слишком ярким. Тогда я спустилась во двор, чтобы потренироваться, как ставить в темноте папину палатку. Я поставила ее за три минуты пятьдесят четыре секунды, улучшив почти на минуту свой собственный рекорд. Закончив, я забралась в палатку, легла и постаралась вспомнить как можно больше о своем отце.

эхад [65] Эхад — и далее, кончая эсер, — цифры от 1 до 10 (иврит). — Вкус сырого сахарного тростника

штаим — Немощеные улицы Тель-Авива, когда Израиль еще был молодой страной, и сразу за улицами — поля дикого цикламена

шалош — Камень, который папа бросил в голову мальчику, который задирал его старшего брата. Этим папа заслужил уважение других детей

арба — Папа покупает со своим отцом цыплят в мошаве , [66] Мошав — сельскохозяйственный кооператив в Израиле. а потом смотрит, как они дрыгают ногами, хотя их головы уже отрублены

хамеш — Шуршание карт, которые тасовала его мать, играя с подругами в канасту вечерами после шаббата [67] День субботний (иврит) — седьмой день недели, в который, согласно Торе, надо воздерживаться от работы.

шеш — Водопады Игуасу, где отец путешествовал в одиночку, на собственные деньги, сталкиваясь с большими трудностями

шева — Тот момент, когда папа впервые увидел женщину, которая стала его женой и моей матерью. На ней были желтые шорты, она лежала на траве и читала книгу. Это было в кибуце Явне

шмоне — Пение цикад по ночам и еще тишина

теша — Аромат жасмина, гибискуса и цветущих апельсиновых деревьев

эсер — Бледность маминой кожи

В «Хрониках любви» было всего тридцать девять глав, и с тех пор как мама отправила Джейкобу Маркусу первые десять, она перевела еще одиннадцать, так что всего получилась двадцать одна глава. Это означало, что большая часть работы позади и мама скоро отправит ему еще один пакет.

Я закрылась в ванной, единственном месте, где могла уединиться, и села сочинять второе письмо Джейкобу Маркусу. Но все, что я пыталась написать, звучало фальшиво, банально и было похоже на ложь. Впрочем, оно и было ложью.

Я сидела на унитазе с блокнотом на коленях. Рядом со мной стояла мусорная корзина, а в ней лежал скомканный лист бумаги. Я достала его и развернула. «Кобель, Фрэнсис? — говорилось в нем. — Я — кобель? Твои слова меня убивают. Но ты, наверное, этого и добивалась. Я не „влюблен“ в Фло, как ты считаешь. Мы много лет работаем вместе, и ее, представь себе, интересует то же, что и меня. Искусство. Да, Фрэн, искусство, на которое, будем честны, тебе давно глубоко наплевать. Ты так увлеклась критикой в мой адрес, что сама не замечаешь, как сильно ты изменилась, как мало похожа на девушку, которую я когда-то…» На этом месте письмо обрывалось. Я снова тщательно скомкала его и кинула обратно в корзину. Крепко зажмурив глаза, я подумала, что вряд ли теперь дядя Джулиан быстро закончит свое исследование творчества Альберто Джакометти.