Николь Краусс - Хроники любви

7) съезди в Венецию

8) много лет назад кто-то должен был читать тебе на ночь «Хроники любви»

9) никогда не забывай об этом

Я перечитала все подсказки. Ни одна из них не могла мне помочь.

Я решила, что если на самом деле хочу узнать, кто такой Джейкоб Маркус и почему ему так важно, чтобы «Хроники любви» перевели, то единственное место, где может скрываться ответ, — это сама книга.

Я прокралась наверх в кабинет матери, чтобы посмотреть, нельзя ли распечатать переведенные главы. Единственная проблема заключалась в том, что мама в этот момент сидела за компьютером. «Привет», — сказала мама. «Привет», — ответила я, стараясь говорить своим обычным тоном. «Как у тебя дела?» — спросила она. «Хорошоспасибоаутебя?» — ответила я, потому что именно так она учила меня отвечать, а еще она учила, как правильно обращаться с ножом и вилкой, как удерживать чашку чая двумя пальцами и как лучше всего извлекать застрявший между зубами кусочек еды, не привлекая к себе внимания, на случай, если королева вдруг пригласит меня на чаепитие. Когда я заметила, что никто из моих знакомых не держит нож с вилкой правильно, она погрустнела и сказала, что старается быть хорошей матерью, и если она не научит меня, то кто же? По мне, так лучше б она не делала этого, потому что иногда быть вежливой хуже, чем невежливой. Например, когда Грег Фелдман прошел мимо меня в школьном коридоре и сказал: «Привет, Альма, как дела?», а я ответила: «Хорошоспасибоаутебя?», он остановился, посмотрел на меня так, будто я только что спустилась с парашютом с Марса, и спросил: «Почему ты никогда не можешь ответить просто — так себе ?»

Стемнело, и мама сказала, что в доме нечего есть. Она спросила, не хотим ли мы заказать какой-нибудь тайской еды, а может быть, индийской, или как насчет камбоджийской. «Почему бы нам самим что-нибудь не приготовить?» — спросила я. «Может, макароны с сыром?» — предложила мама. «Миссис Шкловски очень вкусно готовит курицу с апельсиновым соусом», — сказала я. Было видно, что мама засомневалась. «Тогда, может, чили?» — предложила я. Пока мама была в супермаркете, я поднялась к ней в кабинет и распечатала главы «Хроник любви» с первой по пятнадцатую — все, что она уже успела перевести. Я спустилась и спрятала страницы под кровать, в рюкзак со всякими припасами, для того чтобы в случае чего выжить в условиях дикой природы. Спустя несколько минут вернулась мама с фунтом индюшачьего фарша, головкой брокколи, тремя яблоками, банкой маринованных огурчиков и коробкой импортного испанского марципана.

В результате на обед мы ели разогретые в микроволновке наггетсы из так называемой «курицы», а потом я рано отправилась в постель и под одеялом с фонариком прочитала то, что мама перевела из «Хроник любви». Там была глава о том, как люди разговаривали с помощью рук, и глава о человеке, думавшем, что он сделан из стекла, и глава, которую я еще не читала, под названием «Рождение чувств». «Чувства не так стары, как время» — так начиналась эта глава.

Однажды кто-то впервые потер две палочки — одну о другую, чтобы высечь искру. Точно так же однажды кто-то впервые почувствовал радость или грусть. Было время, когда новые чувства изобретались постоянно, одно за другим. Желание родилось очень рано, так же как и сожаление. Когда же появилось упрямство, оно дало начало цепной реакции, создавая чувство возмущения, с одной стороны, и отчужденность с одиночеством — с другой. Скорее всего, некое движение бедер против часовой стрелки породило чувство исступленного восторга, а вспышка молнии впервые вызвала у кого-то благоговейный страх. А может, это было тело девочки по имени Альма. Парадоксально, но чувство удивления появилось не сразу. Оно пришло лишь тогда, когда люди успели привыкнуть к вещам, таким, какие они есть. И когда уже прошло достаточно времени и кто-то один впервые почувствовал удивление, в тот же самый момент кто-то другой ощутил первый приступ ностальгии.

Правда, иногда бывало так, что люди что-то ощущали, но для этого чувства еще не было названия, и поэтому о нем не упоминали. Может быть, самое древнее чувство в мире — это волнение, когда что-то трогает тебя до глубины души, но описать это или хотя бы назвать — все равно что пытаться поймать нечто невидимое.

(А может, самое древнее чувство на Земле — это смятение.)

Начав чувствовать, люди не могли остановиться. Они хотели чувствовать больше, глубже, даже несмотря на то что иногда им было от этого очень больно. Люди впали в зависимость от чувств. Они стремились открывать новые эмоции. Возможно, именно так и родилось искусство. Были изобретены новые виды радости, а с ними и новые виды печали: вечное разочарование жизнью как таковой, облегчение от неожиданной отсрочки приговора, страх смерти.