Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

Она рассмеялась, а мне от этого смеха стало еще хуже. Какой идиотизм с моей стороны! Нужно было не искать правды самостоятельно, а идти прямиком в полицию. А теперь что? Даже если я сейчас выпрыгну из машины, то околею в лесу прежде, чем кого-либо встречу. Теперь мой сын останется сиротой? От осознания этого факта слезы сами собой навернулись на глаза.

Не успела я толком продумать план собственного спасения, как автомобиль в очередной раз повернул, и мы из леса въехали во вполне цивилизованный поселок, правда, дома тут прятались за сплошными заборами выше человеческого роста. Я могла разглядеть только причудливые крыши, увенчанные спутниковыми тарелками.

— Не переживайте, я не собираюсь вас бросать одну в темном лесу, — ехидно успокоила Надя, — вот мы и приехали.

Машина остановилась у массивных ворот. Надя достала брелок, нажала, и ворота бесшумно растворились. Мы въехали во двор, скрытый от посторонних глаз сплошным деревянным забором. Как раз за таким забором наиболее удобно совершать темные делишки, это много удобнее, чем бросать в темном лесу. Вполне вероятно, она и привезла меня сюда окольными путями для того, чтобы я впоследствии не смогла сообщить в полиции адрес. Если вообще выберусь отсюда.

Неожиданно мне захотелось снова почувствовать за пазухой тепло от мирно свернувшегося там котенка — хоть одна незлобивая живая душа, не держащая на меня зла, — но Буська-предательница, всю дорогу чинно просидевшая у Веры на коленях, казалось, совершенно забыла обо мне.

— Я здесь живу. Добро пожаловать, — поторопила Надежда, вылезая из машины в обнимку с кошкой.

У меня не было ни малейшего желания выходить, но и оставаться в машине было смешно. Кособоко и неуклюже я выбралась наружу. В густых зимних сумерках дом напомнил мне средневековый замок, а в замках, кажется, всегда есть что-то типа пыточной комнаты или темницы.

В свете тусклого фонаря можно было разглядеть лишь небольшой пятачок мощенного плиткой двора перед входной дверью да саму дверь, возле которой Надежда терпеливо дожидалась меня, топоча ногами и сюсюкая с Буськой. Она придерживала дверь полуоткрытой, запуская внутрь морозный воздух. Я бы лучше осталась на улице, но в этом тоже не видела особого резона. Пришлось повиноваться и зайти внутрь.

Как я и полагала, просторный холл полностью соответствовал представлениям о мрачном замке — притушенный свет, рога животных под потолком, чуть ниже массивных балок темного дерева, шкура на полу, перед резной лестницей. Самый настоящий замок Синей Бороды.

Я не успела обозреть помещение, как из полускрытой от глаз двери на меня надвинулось чудовище с окровавленным топором наперевес. Чудовище было женского пола и совершенно зловещего вида, по всему получалось, что это верный вассал хозяйки замка. Вот только когда Надя успела ее предупредить?

— Вера Николаевна, вы, когда насчет мяса договариваетесь, хоть меня предупреждайте, — с видимым неудовольствием заявила женщина с топором. — Ромка полбарана привез и бросил, а я знай разделывай, да?

— Прости, Фатя, я забыла, — примирительно отозвалась хозяйка, — а что у нас со светом?

— Ох, все то же самое, чинят. Сколько уж можно? Больше курят, чем работают…

Казалось, женщина с топором готова была ворчать вечно, но Надя заострила ее внимание:

— Фатя, у нас гости.

Гостей, то есть меня, трудно было заметить: от безотчетного ужаса я вжалась в вешалку, пытаясь спрятаться в чужих пальто и куртках, пропахших Надеждиными духами.

— Это? — Недовольная женщина кивнула в сторону кошки, в испуге таращившей глаза. — Опять в дом притащили? Будет гадить везде.

Надежда протянула руку, цапнула меня за рукав и выудила из теплых одежных недр, представив на всеобщее обозрение:

— Это фрау Миттель из Германии.

Фатя принялась судорожно вытирать руки о фартук, не выпуская топора. Лицо ее заметно разгладилось, и на нем появилось что-то вроде приветливого выражения.

— Доброго вам здоровья. Кушать будете? — любезно поинтересовалась она. — Я сегодня как раз шурпы наварила и долму сделала, только-только поспело, еще горячее все.

— Будем, Фатя, накрывай. — Подождав, когда Фатя скроется за дверью, Надя доверительным полушепотом сообщила: — Фатима — моя домашняя Фрекен Бок, я сама ее иногда боюсь. Но все прощаю, потому что готовит потрясающе, особенно свое национальное. Сейчас сама попробуешь. Да раздевайся же, не стой.

Вряд ли сейчас кусок мог полезть мне в горло. И вообще, это желание русских непременно накормить малознакомого человека казалось мне странным: у нас в таких случаях максимум предлагают кофе с орешками и печеньем. Но делать было нечего, не расспрашивать же ее с порога. Я в очередной раз повиновалась, и мы отправились прямиком за стол. В столовой, на мой взгляд, было чересчур прохладно, даже стыли руки, и я про себя удивилась: отчего русские, обладая несметными запасами энергоносителей, не могут обогреть собственные жилища?