Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

За письменным столом сидела, опустив голову, женщина в белом халате и что-то писала. Именно она была моей конечной целью — очень приятная внешне, хорошо сохранившаяся для своего возраста Вера Николаевна Арихина. Мне казалось, что, завидев ее, я испытаю какое-то особое чувство, что, возможно, весь мир перевернется, но ничего такого не произошло. Я смотрела на нее и спокойно фиксировала аккуратную прическу, гладкие руки с короткострижеными ногтями, маленькие сережки в ушах, золотой православный крестик в вырезе халата. Никакого катарсиса я не испытала. И не исчезла.

Женщина отодвинула в сторону писанину, подняла голову и спокойно попросила:

— Показывайте, кто у вас.

Зато голос, голос был мне хорошо знаком. Этот голос я слышала много раз.

— Ну же, — подбодрила она, потому что я замерла и стояла столбом, разглядывая ее.

Словно очнувшись, я вытащила из-за пазухи котенка и вытянула перед собой. Под курткой сразу стало прохладно и даже как-то пусто, одиноко.

Вера Николаевна подошла и взяла кошку в руки, подняла ближе к лицу и бережно повертела пред собой, заглядывая в рот, подмышки, осматривая розовое пузо. Кошка, странное дело, не думала выворачиваться и пищать, только старалась ухватить лапами ее руку.

— Ай, какая красавица, — одобрительно приговаривала она, обращаясь к зверьку, — зубки ровные, шерстка густая, хвост какой длинный. Ай, молодец…

Вера Николаевна перестала вращать животное, с улыбкой посмотрела на меня:

— Ну что, с первого взгляда совершенно здоровая кошка породы русская голубая. Что тревожит?

Я смотрела на нее, как завороженная, и молчала. Мой план определенно не срабатывал, что дальше делать, я не знала.

— Вы простите, но у меня очередь, — поторопила Вера. — Если нет конкретных жалоб…

— Она иногда хромает, — поспешила я, почувствовав, что сейчас меня выставят из кабинета. Выставят, да еще и кота всучат. — Сильно хромает. На все лапы.

— На все? — рассмеялась ветеринар и снова принялась вертеть котенка, сгибая и разгибая по очереди лапы. — Знаете, я не вижу никакого криминала. Можно, разумеется, сделать рентген, если вы настаиваете на своем…

И тут я все поняла, узнав смех. Я сложила два и два, и у меня получилось ровнехонько четыре. Я не могла объяснить ход своей мысли, у меня не было никаких доказательств, но они мне были и не нужны. Я была абсолютно, стопроцентно уверена в собственной правоте.

— Надя, — тихо позвала я.

— Что?.. — Вера Николаевна обернулась ко мне, по-птичьи наклонив голову, взглянув недоверчиво. Скорее всего, она решила, что ослышалась.

— Надя, — упрямо повторила я. Громче.

Она вздрогнула, как от удара, и побледнела. Голос ее дрогнул, хоть она и пыталась говорить спокойно:

— Вы, девушка, ошиблись.

Я старалась не отводить взгляд.

— Как ты думаешь, банка компота под яблоней еще лежит? — неожиданно для себя спросила я.

Когда-то давно, в детстве, мы с Надькой закопали на даче банку ананасового компота. Просто так, чтобы откопать когда-нибудь через много-много лет. Мы жирно обмазали ее специальной папиной смазкой, завернули в газеты и полиэтиленовый пакет и зарыли, поклявшись никому не говорить про наш секрет. Взрослея, мы иногда напоминали друг дружке про банку и всякий раз решали подождать еще, не раскапывать для чистоты эксперимента.

Доктор оказалась крепким орешком, ей удалось справиться с изумлением довольно быстро. Она улыбнулась мне дежурной улыбкой — бывает, чего только не придет иногда в голову, люди такие путаники! — пытаясь вернуть себе уверенность.

— Если хотите, можно почистить уши и подстричь коготки, — предложила Вера-Надя великодушно и внезапно развернулась ко мне спиной. Спина, такая уверенная и прямая, на глазах сгорбилась и подрагивала. — Вы ошиблись, — глухо повторила доктор, не оборачиваясь.

И мне вдруг стало так жаль ее, еще секунду назад казавшуюся успешной и довольной. Зачем я это делаю? Зачем лезу туда, куда никто не просит? Стоит ли ворошить прошлое, причиняя боль незнакомым людям? Кто я им, и кто они в моей жизни? Что такого я могу выяснить, без чего не смогу существовать?

— Простите меня, Надя… Вера Николаевна… Я пойду.

Я сделала шаг в сторону двери.

— Постойте! — Хозяйка кабинета решительно развернулась, и в уголках ее глаз мне привиделись слезы. — Я не знаю, кто вы, только не уходите. Вы ведь пришли не для того, чтобы вылечить это замечательное существо?

Она посадила кошку себе на руку, а другой рукой принялась гладить. Мне казалось, что она делает это механически, не чувствуя. Голос, прежде бодрый, звучал почти умоляюще: