Юрий Андреев - Республика самбо

— Подожди. Дай подумать.

— Думай. А мы пока будем голосовать. Кто за насильственное изъятие хлеба? Пильщиков?

— «За». Руками и ногами. И форму купить.

— Смородинцев?

— Изъять! Беретик обязательно с блямбой.

— Ярыгин?

— Все это правильно, конечно…

— «За» или «против»?

— «За».

— Инылькан?

— «За». Только хорошенько потренироваться.

— Я тоже «за». Пиши в протокол: принято единогласно. Теперь обедать. Технические детали — позже.

Без четверти пять Ярыгин, смотревший на дорогу, крикнул:

— Корженевич идет!

— Что в руках?

— Ничего.

Самбисты кисло и в то же время многозначительно переглянулись: трижды рискованная, неприятная операция приблизилась вплотную и стала неотвратимой…

Урок прошел, как обычно. В конце его Глеб с охотой и удовольствием по просьбе Антона, ясно смотревшего на него, уточнил некоторые детали снятия часового и, снисходительно хохотнув, спросил:

— Так что же, проведем практическое занятие, а? И самим хорошо, и девушки довольны будут. А? Ха-ха-ха! А что это вы сегодня такие молчаливые? — уловил он нечто необычное в поведении своих подчиненных.

— Вот если бы у нас был хлебушек, тогда бы и веселились, — дерзко ответил ему Женька.

Глеб внимательно посмотрел на него, ничего не ответил и вскоре ушел.

Совет министров в совершенно секретном порядке тотчас же приступил к детальному обсуждению предстоящей кампании. Министр обороны выдвинул в качестве ее основы снятие из засады. Когда Глеб вечером выйдет из дому, тогда его и снять.

— А выйдет ли? — выразил сомнение министр по делам искусств.

— Обязательно выйдет, — сказал министр просвещения. — Он каждый вечер делает перед сном пробежку, три километра легким шагом. Я один раз с ним бегал.

— А где же он бегает?

— Сначала по той дороге, по которой мы первый раз шли, затем сворачивает в лес, а потом опять возвращается на дорогу тою же тропинкой.

— Здорово, — выразил удовлетворение премьер-министр. — Во сколько он бежит?

— Около десяти.

— Ясно. Еще три часа.

После ужина, почти не отдохнув, приступили к тренировке. Выбрали подходящую тропу. Каждый по очереди бегал за Корженевича, остальные пробовали себя на разных ролях. Через час вариант был отработан безупречно. Уже смеркалось, когда они выступили. В лесу было сыро и прохладно, черные деревья стояли неподвижно, загадочно темнели пни и камни. Самбисты двигались цепочкой. Валентин нес мешок и веревку. Кирилл тащил длинную жердину. На душе было тревожно. Каждому приходила в голову мысль: а может, оставить это дело? Но быстрые ноги легко несли их вперед. Вдруг недалеко от перекрестка, где тропа выходила на дорогу, Кирилл резко остановился и тихо, но уверенно сказал:

— Стой! Тише!

— Чего ты? — громко спросил Женька. — Далеко еще.

— Назад! — скомандовал Кирилл, вслушиваясь в темноту.

— Назад, ребята, — тихо повторил Антон. — Кирилл зря не скажет.

— Быстро с дороги и ложитесь! — приказал Кирилл.

Самбисты подчинились. Тишина.

— Что за шутки? — недоумевал Женька.

— Тсс. Слушай!

Через минуту все услыхали быстрые шаги. Мимо распластавшихся самбистов, чуть не задев их платьем, прошла девушка. Они узнали Полину. Еще мгновение — и она исчезла в темноте, скоро даже Кирилл перестал слышать ее шаги. Самбисты поднялись и пошли дальше, не сказав ни слова. Все с уважением поглядывали на Инылькана.

Через десять минут свернули с дороги на тропку.

— Здесь, — сказал Кирилл.

Расположились по обеим сторонам тропинки, стали ждать. Антон и Женя положили поперек нее веревку, концы которой держали в руках. Замерли. Побежали бесконечно долгие минуты. Лес жил своей жизнью. Где-то в стороне трещали сучья, кто-то ухал, шелестели вершины деревьев, по которым временами пробегал ветер. Никакой посторонний шум не примешивался к этим вековечным звукам.

— Может быть, зря ждем? — прошептал Валька.

— Терпение! Тишина! — также шепотом ответил Антон.

— Бежит! — вдруг произнес Кирилл, и сразу учащенно застучали все сердца.

— Внимание! — едва слышно сказал Антон.

Темная фигура громко и ритмично дышащего Корженевича быстро приближалась к ним. Все дальнейшее продолжалось считанные секунды. Веревка, как струна, натянулась над землей. Глеб споткнулся и, падая, успел сказать только: «О черт!» Тотчас же дюжие руки завернули его руки назад и мгновенно стянули их петлей. Сергей крепко зажал ему нос и, когда Глеб открыл рот для вдоха, с силой воткнул туда кляп. Одновременно Валька надел на голову Корженевича мешок, а Кирилл со всей своей железной силой стянул веревкой ноги пленника. Все происходило в абсолютном молчании. Глеб ничего не слышал и не мог ничего видеть. Все тело его бешено изгибалось и билось в попытках сбросить путы. К спине Глеба привязали жердину, подняли — так и понесли его лицом к земле. Он, вероятно, уже понял, что произошло и кто сыграл с ним такую шутку, и перестал извиваться. Какие мысли сменяли в его голове одна другую в этот момент, кто знает…