Андраш Беркеши - Стать человеком

— Я же ни в кого не стрелял, никого не убивал. Неужели это тебе ничего не говорит? И то, что я никуда не сбежал, тебе тоже ни о чем не говорит? Я был готов к тому, что меня самого расстреляют.

— Ты не стрелял и действительно никуда не сбежал. И опять же потому, что страшно растерялся.

Варьяш потер подбородок.

— Ты слишком упрощенно смотришь на жизнь, — сказал он, — и слишком легко судишь. Человек не может быть идеальным...

— Тогда почему же ты хочешь, чтобы идеальным стал я?

— Я хочу, чтобы ты стал человеком.

— А я и есть человек. Причем такой человек, каким вы меня воспитали. Возможно, даже немного лучше, так как я не всегда следую твоим советам. А если бы следовал, то сейчас, наверное, признал бы тебя во многом правым, хотя бы для того, чтобы восстановить добрые отношения между нами. Но я уже не тот наивный мальчик, который когда-то с нетерпением ждал, что ты придешь и защитишь его, и никогда им не буду. Как бы я ни старался сблизиться с тобой, я не смогу этого сделать, потому что мой путь к тебе перекрыт целым рядом шлагбаумов, и опустил их не я...

Уголки губ у Эндре слегка дрожали, выдавая его волнение. Говорил он тихо, но убежденно. Он не собирался обижать или оскорблять отца, нет, просто хотел освободиться от тяготившего его груза, от той горечи, которая копилась в его душе на протяжении долгих лет. Он давно ждал такого случая, и все то, о чем он сейчас говорил отцу, за время бессонных ночей уже давным-давно оформилось в его голове в связную речь.

Варьяш слушал молча. Слова сына будто парализовали его.

— Ты только считался нашим отцом, а на деле... Скажи, ты хоть раз поиграл со мной? Хоть раз поинтересовался, чем я занимаюсь, о чем думаю, над какими вопросами бьюсь в поисках ответа? Когда мы с Жокой были совсем маленькими, мы встречались с тобой по утрам в воскресенье, и я был бесконечно благодарен тебе даже за эти короткие встречи, которые и продолжались-то не более получаса. Постепенно ты стал для нас недосягаем, превратился в этакого идола, которому нельзя мешать. У тебя никогда не было для нас времени. Так, по крайней мере, объясняла нам мама, которая постоянно защищала тебя, даже тогда, когда твои поступки нельзя было оправдать.

— В чем же ты меня обвиняешь? — выдавил из себя Варьяш. — У вас было все... А игрушек тебе и Жоке покупали столько, что ими можно было забить целых три магазина.

— Что было, то было, — с горечью в голосе согласился сын. — Но без этого я мог бы спокойно обойтись. Игрушек у нас было навалом, а вот родительской любви... Ты оказался таким же, как многие родители, которые материальными благами пытаются подменить подлинную любовь и человеческую теплоту. Я не знаю, как выглядит капиталистический мир при ближайшем рассмотрении, но слышал, что там одна из неразрешимых проблем — дефицит любви и человеческой доброты... Неплохо было бы и тебе задуматься о сущности этих понятий. Вот ты и твои друзья заседаете в различных комиссиях и комитетах, а подумали вы о том, почему, собственно, такие чуждые социализму явления, как хулиганство, цинизм подростков и их разочарованность в жизни, порой не снижаются, а растут? Вы, конечно, быстренько подыскали подходящие объяснения для успокоения собственной совести: мол, хулиганство как социальное явление носит всемирный характер... А что такое всемирный характер? Уж не нужно ли всем в таком случае успокоиться? А цинизм?.. — Эндре глубоко вздохнул и потянулся за сигаретами.

— Раз ты так хорошо видишь недостатки нашего общества, тогда почему же не борешься против них? — спросил Варьяш.

— Да потому, что у меня нет для этого ни сил, ни средств, а если быть до конца откровенным, то и желания. Я замечаю ошибки и в то же время мирюсь с ними...

— Нетерпелив ты очень. Мы живем в так называемый переходный период, когда...

— Это я ужо не раз слышал, можешь не продолжать. Но тогда и ты не забывай, пожалуйста, что я рос в переходный период, следовательно, наличие в моем характере таких качеств, как безынициативность, равнодушие и прочее, вполне закономерно... А раз так, давай будем уважать взгляды друг друга.

— Да ты позер, Эндре. Скажи, что ты лично сделал для общества?

— А что я должен был сделать?

— Я потому задал тебе этот вопрос, что в твоем возрасте я за свои убеждения уже поплатился тюрьмой.

— И именно поэтому получил право жить так, как живешь сейчас? Начальство ни в грош не ставишь, своих коллег называешь бесталанными волами, содержишь любовницу...

— Тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь?