Юлия Лавряшина - Простить нельзя помиловать

Мишка вздохнул:

– Классно я провел каникулы! Пацаны говорят, что мы будем весь год болеть, раз встретили его в больнице. Примета такая.

Говоря это, он ожидал, что его тут же разубедят, и она действительно горячо возразила:

– Глупости какие! Прошлый год мы встречали…

И не договорила.

«Дома. Все вместе», – закончил Мишка за нее. От этих слов у него так заныло в груди, будто он только что бежал к пушистой елке в разноцветных шарах, пускающих звездные искры, и уже видел подарки, заманчиво мерцающие упаковками, как вдруг понял, что все это – декорация, муляж… Нет никакой радости.

Он изо всех сил стиснул углы пододеяльника, потому что ему захотелось крикнуть на всю палату: «Почему ты ушла от нас?!» И ударить эту смуглую руку, опять потянувшуюся к его щеке. И, может, если б они были одни, Мишка не смог бы удержаться… А сейчас он только дернул головой, увернувшись от ее прикосновения, и острее, чем за все эти три недели, ощутил свою беспомощность: она все равно сможет погладить его, если захочет. Ему ведь ни вскочить, ни убежать…

– Еще несколько лет, и у вас будет своя жизнь, – проговорила она с беспомощным видом, не сразу убрав зависшую в воздухе руку.

Мишку это не тронуло.

– Ну и что?

– Вы бы ушли. Уехали. А я осталась бы с вашим папой. Но я… не люблю его больше, понимаешь?

Маша сама услышала, как неубедительны эти слова о любви и нелюбви, как ничтожны они в сравнении с горем ребенка, лишившегося мира, в котором был счастлив. Он разбился, этот мир, разлетелся на сотню бесполезных осколков… Ей хотелось вскрикнуть: «Что я наделала?!» Но этим сожалением, высказанным вслух, она предала бы Матвея. И это тоже было неправильно. Невозможно. Все было неправильно.

Убежать бы от этих несчастных глаз ребенка, так страдающего из-за нее… Она сломала ему не только позвоночник. Разве от этого чувства вины можно сбежать до того, как разорвется сердце? Разве эти глаза отпустят?

– Не плачь, – испуганно зашептал Мишка, скосив глаза на соседа с загипсованной до плеча рукой.

Бесшумно втянув воздух, она загнала слезы назад.

– Все-все…

– Раз ты не можешь жить с нами… Ладно…

– Не с вами! – Маша припала к сыну, опять забыв о мальчишке на соседней койке. – Я без Матвея не могу. И без вас не могу! Поедем со мной, солнышко мое! Ну, пожалуйста! И будем вместе. Всегда-всегда!

Мишка отстранился и посмотрел ей в глаза:

– А папа?

– Да. Папа. А я?

– У тебя же есть Матвей, – теперь взгляд у него стал жестким, как у мужчины, не желающего ломать себя из-за женщины.

Она покорно кивнула:

– Да… Но, Мишка…

– Ты ведь уже уехала.

В этих словах, как под присягой, не было ничего, кроме правды, но Маше они показались безжалостными.

Ей вдруг пришло в голову, что сегодня Мишка так холоден с ней из-за девочки, которую привел Стас, продемонстрировав, что заполнил брешь, оставленную матерью. И у Мишки теперь оставался один отец, который слишком занят и слишком несчастен, чтобы вернуть в его жизнь солнце…

– С папой остался бы Стас, – Маша попробовала шагнуть чуть-чуть назад.

И следом ужаснулась тому, что, оказывается, способна сделать этот невозможный выбор между двумя сыновьями. Да что там… Она им обоим предпочла другого мальчика, сумевшего разведать тропинку в мир, свободный от кухни и стирки. Может, она и рванулась за ним только из лени. И еще, чтобы убежать от шепота, становившегося все различимей: «Ты стареешь… стареешь…»

Сын посмотрел на нее с упреком, который Маша сразу поняла: «Ты хочешь отобрать у меня еще и брата?» Ей показалось, будто он думает: нет никакой уверенности, что при таком обмене ему достанется мать. Ведь Матвей оставался при любом раскладе, а она уже сделала выбор…

Они обменялись взглядами, и Мишка отвел глаза. У нее покраснели веки и кончик носа, как у клоуна. Если кто-нибудь зайдет, сразу увидит, что она плакала. Было неловко, ведь это он довел ее до слез, но под этой неловкостью ощутимо зашевелилась постыдная радость: наконец-то и она плачет! Не могла же она не понимать, что они плакали, когда остались без нее…

Размягченный ее слезами, Мишка спросил:

– Ты можешь купить мне подарок взаймы?

Она несколько раз шмыгнула:

– Как это взаймы?

– Для Стаса. Я накопил ему на подарок на день рождения, но деньги остались дома. И потом, как я смогу купить? Я еще здесь буду. А я тебе верну потом! Купишь?

Она согласно улыбнулась:

– Конечно. А что он хочет, не знаешь?

– Стас в жизни не скажет, что хочет! Может, он ничего не хочет? Но что-то ведь надо подарить.