Орхан Памук - Новая жизнь

Всякий раз, когда я во время этих суровых изысканий встречал новое предложение, образ или мысль, проникшую в маленькую книжицу дяди Рыфкы из другого источника, я сначала чувствовал разочарование, как мечтательный юноша, узнавший, что девушка-ангел его мечты вовсе не такой уж и ангел; а потом как истинный раб любви, кем я и был, я жаждал верить, что все то, что с первого взгляда не казалось мне чистым, было на самом деле знаком обворожительной тайны или глубокой мудрости.

Я читал и перечитывал «Дуинские элегии», читал и другие книги, я стал думать, что все можно решить с помощью ангела, — вероятно, потому что тосковал по ночам, проведенным с Джанан, вспоминал, что она говорила об ангеле, а не потому, что ангел из «Элегий» напоминал мне ангела, упомянутого в книге дяди Рыфкы. Глубокой ночью, когда длинные грузовые поезда, не переставая стучать колесами, уходили на Восток, мне очень хотелось увидеть в окутавшей квартал тишине какой-нибудь свет или движение, услышать призыв жизни, которую мне было приятно вспоминать; и, повернувшись спиной к сахарнице, в которой отражались включенный телевизор и я, куривший за столом, заваленном бумагами и тетрадями, я подходил к окну и из-за занавесок смотрел в темную ночь. Бледный свет уличных фонарей и свет из окон дома напротив отражался в капельках воды на оконном стекле.

Кем был тот Ангел, почему я хотел, чтобы он позвал меня из сердца безмолвия? Как дядя Рыфкы, я не знал ни одного языка, кроме турецкого, но не обращал внимания на то, что вынужден ограничиваться плохими, кое-как выполненными переводами, искаженными случайными мимолетными причудами переводчиков и написанными непонятным языком. Я ходил в университеты, задавал вопросы профессорам и переводчикам, грубившим мне в отместку за мое дилетантство. Я выяснил адреса нескольких специалистов из Германии и писал им письма; и когда какой-нибудь вежливый и тактичный человек отвечал мне, я пытался убедить себя, что двигаюсь прямо к центру некой тайны.

Рильке в одном известном письме к польскому переводчику заметил, что ангел из «Дуинских элегий» близок не к христианскому, а, скорее, к исламскому понятию ангела, о чем дядя Рыфкы узнал из краткого предисловия, написанного переводчиком. Из письма, отправленного Рильке из Испании своей близкой подруге Лу Андреас-Саломе в тот год, когда он начал записывать «Элегии», я узнал, что он «с изумлением и удивлением» прочитал Коран. Ангелы из Корана ненадолго завладели моим вниманием, но я не нашел ни одного повествования из тех, которые раньше слышал от своей бабушки, пожилых соседок и всезнаек-приятелей. В Коране не упоминалось даже имени Азраила, известного нам по карикатурам в газетах и на плакатах, из уроков безопасности жизнедеятельности, посвященных правилам дорожного движения; он только упоминался несколько раз как Ангел Смерти. Я не нашел ничего из того, что знал раньше об ангелах Микаиле и Израфиле, [49] Согласно исламским представлениям, существуют четыре архангела, близких к Аллаху: Джабраил, передающий божественные повеления, Микаил, наблюдающий за Вселенной, Израфил, готовый протрубить в трубу, возвещая о Страшном суде, и Азраил — архангел смерти. кроме того, что Израфил протрубит в рог в Судный день. Один мой немецкий корреспондент отправил мне папку с изображениями христианских ангелов, которые он переснял из книг по искусству — в ответ на мой вопрос, свойственны ли слова в начале тридцать пятой суры Корана о «двух-, трех-и четырехкрылых» ангелах лишь исламу. Помимо обычных различий, вроде того, что в Коране ангелы считались существами особого ранга, или того, что зебани, сторожа преисподней, ввергающие грешников в ад, также считаются ангелами, или того, что у библейских ангелов более тесная связь с Богом и его созданиями, других, более существенных различий между ангелами в исламе и ангелами в христианстве, которые бы могли подтвердить правоту Рильке, не было.

Но все-таки я подумал, что, возможно, даже если Рильке и не ссылался на архангела Джабраила, явившегося Мухаммеду «на ясном горизонте», что засвидетельствовали звезды «текущие и скрывающиеся, и ночь, когда она темнеет, и заря, когда она дышит», как об этом рассказывается в некоторых айатах Суры «Эль-Таквир», [50] Сура «Эль-Таквир» — букв. «Скручивание», 81-я сура Корана. то дядя Рыфкы, шлифуя последние грани своего творения, мог подумать о том, что Книга, в которой «записано все», была ниспослана Богом. Но в те дни я, читая уже несколько месяцев, считал, что маленькая книга дяди Рыфкы возникла не только из этих тридцати трех книг, она родилась вообще из всех книг. Чем больше внимания я обращал на плохие переводы, скопившиеся на моем столе, на ксерокопии и записки, напоминавшие мне об ангеле Рильке, а также о том, почему ангелы красивы абсолютной красотой, исключающей случайность и предопределенность, об Ибн аль-Араби, об их удивительных духовных категориях, преходящих возможности и представления о грехах, добре и зле, об их способности быть одновременно и здесь и там, о времени, о смерти, о жизни после смерти, тем больше я вспоминал, что читал об этом не только в маленькой книжке дяди Рыфкы, но и в приключениях Пертева и Питера.