Орхан Памук - Новая жизнь

Человек этот был не из Гудула, но имя я его забыл мгновенно, едва услышав. Так как беседа происходила ночью, назовем его господин Филин — наверное, я придумал это имя из-за канарейки в холле. Канарейка прыгала то вниз, то вверх, то на прутья клетки, а господин Филин говорил:

— Сейчас нас кормят, поят, а завтра попросят проголосовать. Вы думали об этом? Я за вечер поговорил со всеми торговцами, не только с местными, со всеми, кто прибыл из всех уголков страны. Все может произойти уже завтра, прошу вас, подумайте об этом. Вы уже размышляли на эту тему? Вы — самый молодой среди нас… Вы за кого?

— А за кого я должен проголосовать, по-вашему?

— Только не за Доктора Нарина. Поверь мне, брат — видишь, я называю тебя братом, — все это просто авантюра. Разве Ангелы грешат? Можно ли одолеть те силы, что против нас? Теперь невозможно оставаться самими собой. Это понял даже известный журналист Джеляль Салик. И покончил с собой. А статьи вместо него пишет кто-то другой. И везде, куда ни сунься, эти американцы. Да уж, горько осознавать, что мы больше не сможем быть самими собой. Но это-то зрелое решение и спасает нас от бед. Ну и что! Даже если наши дети и внуки не поймут нас… Цивилизации возникают, цивилизации погибают. Верить в нее, когда она возникает? И хвататься за оружие, когда гибнет? Если изменяется весь народ — скольких можно убить? Ангел может быть соучастником преступления? И потом — кто такой Ангел, посмею спросить? Разве дело — собирать старые печи, компасы, детские комиксы и прищепки? А еще, говорят, он ненавидит книги и слово. Мы пытаемся жить осознанно, но в какой-то момент вдруг останавливаемся. Кто может быть самим собой? Кто тот счастливец, с кем шепотом говорят Ангелы? Все это пустые слова, спекуляция, чтобы обмануть тех, кто ничего не понимает. А ситуация-то выйдет из-под контроля. Слышали, говорят, даже приедет Коч, сам Вехби Коч… Власти, государство не допустят этого. Ну а рядом с сушняком горит и зелень… Почему, как ты думаешь, телевизор Доктора Нарина будут завтра демонстрировать отдельно? Он — единственный, кто втягивает нас в авантюру. Говорят, он расскажет историю Колы, а это — безумие. Мы не для того сюда приехали.

Он собирался говорить и дальше, но в зал нижнего этажа гостиницы, который никак нельзя было назвать вестибюлем, вошел человек в красном галстуке. Филин произнес: «Мы будем блокировать противника всю ночь» — и исчез. Я видел, как он вышел вслед за другим продавцом в темноту ночных улиц.

Я стоял перед лестницей, по которой поднялась Джанан. У меня горела голова и дрожали колени — может, от ракы, а может, от кофе, а еще колотилось сердце и вспотел лоб. Я побежал к телефону, набрал номер — не та линия, опять набрал, ошибся номером и опять набрал тебя, мама… Мама, мама, ты слышишь меня, я женюсь, сегодня вечером, уже скоро, сейчас, на Ангеле, да мы уже поженились, наверху в комнате, надо подняться по лестнице, мама, не плачь, обещаю вернуться домой, мама, не плачь, я вернусь однажды с Ангелом на руках.

Почему я раньше не замечал, что за клеткой с канарейкой висит зеркало? Когда поднимаешься по лестнице, смотрится оно странно.

Комната номер девятнадцать, где Джанан, открыв дверь, встретила меня с сигаретой в руке, а затем подошла к окну и стала смотреть на городскую площадь, казалась мне чей-то сокровищницей, гостеприимно открытой для нас. Безмолвие.

Жара. Полутьма. Две кровати — одна напротив другой.

Из раскрытого окна падал печальный свет, освещая тонкую шею и длинные волосы Джанан, а нервный и нетерпеливый (или мне так казалось?) дым сигареты поднимался от ее губ, которых я не видел, в горестную тьму, скопившуюся от многолетнего дыхания жителей Гудула в небесах — тех, кто не мог уснуть, тех, кто спал некрепко, и тех, кто уснул навек.

Снизу послышался пьяный хохот — наверное, кого-то из продавцов, хлопнула дверь. Я увидел, как Джанан бросила непотушенную сигарету вниз и, словно ребенок, смотрела, как летел, переворачиваясь, красноватый огонек. Я подошел к окну и тоже, сам того не замечая, стал смотреть вниз, на улицу, на площадь. Мы долго смотрели в окно, так, будто разглядывали обложку новой книги.

— Ты тоже много выпила? — осведомился я.

— Да, — весело ответила она.

— Как долго это будет продолжаться?

— Дорога, что ли? — весело спросила она. И показала на дорогу, которая вела от площади к кладбищу, а перед кладбищем сворачивала к автовокзалу.

— И где она, по-твоему, закончится?

— Понятия не имею. Но хочу дойти туда, куда она уведет. А что, лучше сидеть и ждать?