Мария Эрнестам - Под розой

— Я иду в дом и ставлю греться глинтвейн, и вы тоже возвращайтесь. Доченька, не надо расстраиваться по мелочам, у тебя ведь такая чудесная семья. Другие радуются, если им удается сытно поесть в Рождество, а ты… — Дедушка, до того молчавший, тоже встрял в разговор. Он словно внезапно состарился. Светлые волосы стояли дыбом, ястребиный нос резко выделялся на бледном лице, а живот нависал над ремнем. В слабо освещенном гараже его кожа казалась покрытой болезненными пятнами. Он протянул руку, чтобы погладить маму по щеке, и пробормотал: — Я этого не вынесу…

Но как только мама поняла, что все объединились против нее, она бросилась в дом и через минуту выскочила оттуда в новой куртке и сапогах. Мое светлое «я» в панике умоляло: «Мама, милая, вернись, подожди, милая мамочка, останься!» Но она только крикнула, что мы не расстроимся, если она уйдет навсегда или сбросится с какого-нибудь моста, потому что нам всем на нее наплевать. Еще секунда — и она исчезла. Мы вчетвером вернулись в кухню, выпили глинтвейна, съели пирог, пожелали друг другу спокойной ночи и… счастливого Рождества.

Кровать показалась мне смертным ложем. Они все — папа, дедушка, бабушка — по очереди подходили к моей постели, делая вид, что ничего страшного не произошло.

— Печально, что так получилось, но скоро все наладится. Мама очень устала, ты же знаешь, она не имела в виду того, что говорила. Рождество еще не закончилось. Скоро она вернется домой, а завтра дедушка приготовит рыбу, как ты любишь, с белым соусом, черным перцем, горошком и картошкой. Просто объеденье.

С таким же успехом они могли сказать: «Предложение, предложение, слово, слово, точка, запятая», потому что в голове у меня звучали только слова священника из церкви об Отце, Сыне и Святом Духе, перемежаясь словами «мама» и «умирать». Темнота сгущалась вокруг нас с Девой Марией, которую я поставила на полку в спальне. Только она могла понять, что творится у меня в душе.

Самое ужасное, что они были правы. Рождество еще не закончилось. На следующее утро, когда я вышла в кухню, все, включая маму, сидели за столом. Она пила кофе и ела пряники. В отличие от остальных, она была в домашней одежде, но на шее у нее красовалось ожерелье филигранной работы с драгоценными камнями, которое бабушка получила в подарок от дедушки в день свадьбы и всегда надевала по праздникам.

— Ева! Доброе утро! Хорошо спала?

Я кивнула и села за стол. Мама заметила мой взгляд и довольно коснулась рукой ожерелья.

— Видишь? Бабушка подарила мне это на Рождество. Она сказала, оно все равно когда-нибудь досталось бы мне, а ее шея стала такой старой и морщинистой, что украшать ее уже бесполезно, вот и решила его мне подарить. Красивое, правда?

Мама ласково погладила камни. Потом встала, прошла в коридор, чтобы полюбоваться на себя в зеркало, и вернулась обратно. Бабушка намазала мне бутерброд, села рядом и обняла меня.

— Зачем ждать, пока я умру, правда, Ева? — сказала она.

Никто не вспоминал, что мама уходила, никто не спрашивал, когда она вернулась. Все были заняты сыром чеддер и домашним хлебом. Дедушка отметил, что папа надел шарф, подаренный ему на Рождество. И правда, зачем ждать? Мирное Рождество того стоило, и все были готовы заплатить эту цену. Праздник был спасен, но слово «спасение» для меня уже утратило всякий смысл. Я не могла понять, как можно простить человека, испортившего всем праздник, да еще и осыпать его подарками?

Все рождественские каникулы я сжимала в руках мешочек с ушами Бустера и размышляла. Мама снова оказалась плохой, но я пока еще не готова была наказать ее. Решение принято, но мне нужно подготовиться, чтобы воплотить его в жизнь. Может быть, мое светлое «я» еще надеялось, что раны на ладони затянутся, и потому кто-то другой должен заплатить за то, что сделала мама. Нужно только, чтобы этот «другой» заслужил наказание. Мне требовалось хорошенько подумать.

Случившееся в Рождество меня многому научило. Я узнала: манипулируя людьми, можно получить все, что тебе хочется. Достаточно, словно актер, изобразить злость, горе, радость и так далее. Я сразу поняла, что эти знания пригодятся мне в достижении поставленной цели: убить и не быть убитой. Я решила приступить к делу. Во сне я лежала на коленях у Пикового Короля, а он укачивал меня, как младенца, и шептал ласково: «Действуй, Ева! Давай, девочка моя! Ты сильная! Ты справишься! Твоя судьба в твоих руках, твоих руках, твоих руках…»

Я так много думала и так мало говорила в те дни, что это заметила даже мама. Естественно, это ее взбесило.