Эмилиян Станев - Будни и праздники

Маленькая, недавно построенная отцом Босилкова дачка с зелеными ставнями и островерхой крышей ожидала его грустная и одинокая. Вдоль домика тянулась длинная грядка с цветами, охваченными печальной полуденной дремотой. Посреди низенькой терраски беспомощно свесился со скамейки кем-то забытый увядший подсолнух. На полу виднелись грязные следы босых ног.

Судья открыл дверь. Изнутри пахнуло фруктами, известкой и глиной. На столе под чистым белым полотенцем стоял оставленный служанкой обед.

Босилков поел и вышел взглянуть на дом Лисаветы. Похоже, там еще никого нет. Рано.

Он обошел сад, набрал себе винограда и прилег вздремнуть.

Синеватые ягоды пахли ладаном. Над ними жужжала оса. Из открытого окна падал сноп солнечных лучей и наполнял комнату мягким ласковым светом. Незаметно Босилков заснул, убаюканный монотонным жужжанием осы и тонким трепетным звуком ее крылышек, напоминающим далекое гудение колокола.

Часа через два он проснулся, улыбаясь какому-то только что увиденному сну и тщетно пытаясь его вспомнить. Сладостное чувство давило грудь и будило в душе тихую скорбь, от которой очень хотелось избавиться, только никак нельзя было понять, откуда она идет. Сон держал его в своей власти, сердце замирало, а оцепеневший мозг, казалось, созерцал нечто невыразимое.

Несколько минут Босилков сидел на кровати, бессмысленно разглядывая составленные у стены мотыги, потом вышел на террасу и опустился на скамейку.

Неподалеку какой-то мальчик гонялся по жнивью за двумя козами. Его белая рубашка вздувалась от бега, и судье показалось, что ребенок не бежит, а, словно большая белая птица, летит в просторе, весело купаясь в море солнца и света. Это впечатление было так красиво и так похоже на недавний сон, что Босилков улыбнулся и зажмурился от удовольствия.

«Может, мне это опять снится?» — мелькнуло у него в голове. Он легонько стукнул рукой по перилам, желая убедиться, что и вправду не спит. В памяти снова мелькнул сон, похожий на отзвук когда-то слышанной и уже забытой музыки. Босилкову непременно хотелось его вспомнить, но вдруг на чувственно-отчетливом фоне этого впечатления возник будущий тесть, каким он встретил его однажды на шоссе, — чем-то разозленный и подвыпивший мельник сидел в двуколке и яростно нахлестывал вороного жеребца.

Судья отчетливо представил себе его большой нос, грузное тело, облаченное в коричневое домотканое сукно, белые босые ноги, втиснутые в грубые пыльные башмаки, и сердито затряс головой, пытаясь отогнать этот образ. Потом облокотился на перила и долго смотрел на открывающуюся перед ним широкую панораму.

Кое-где среди уже посеревшего жнивья торчали кудрявые дубы и, точно люди, ожидали чего-то под опустившимся бледно-голубым небом. От села к селу тянулись пустынные извилистые дорога и как будто манили к себе, обещая путнику дальние неведомые земли. Воды речушки весело, словно смеясь, поблескивали на быстринках, а на горизонте вздымались горы — много верхие, голубые, чудовищно громадные.

Босилкову вдруг страстно захотелось радоваться, жить, любить и быть любимым. Горячее восторженное чувство подымалось в его душе. И странно, мысль об упорядоченной, размеренной жизни вызывала у него не радость, как раньше, а только досаду и желание от нее избавиться.

Близился вечер, а Босилков все сидел, облокотившись на перила и подперев голову руками. Он думал о своей жизни и все пытался найти в ней что-то забытое, очень важное, но до сих пор казавшееся ненужным. Мысль его упрямо копалась в воспоминаниях детства. Что-то там было — красивое и доброе, но так давно ушедшее и так прочно погребенное жизнью, что воспоминания об этом будили только тоску. Словно бы до сих пор жил не он, Босилков, а кто-то другой, и от этого чувства хотелось избавиться как можно скорей. Охватившая его тревога была настолько сильной, что в конце концов заставила вскочить на ноги.

«Да что же это со мною творится? — спрашивал он себя. — С ума я схожу, что ли? Все это одни только чувства и ничего больше. Просто сон на меня так подействовал… А вдруг это и есть истина жизни, сама жизнь?..»

Сердце Босилкова сжалось — показалось, что все вокруг ждет от него важного решения. Но он стоял немой, беспомощный, боясь самого себя и своей души, которая жадно вслушивалась в предвечернюю осеннюю тишину. И вдруг ему захотелось скорей к Лисавете.

Босилков запер дачу и бросился к виноградникам мельника, подгоняемый смутной надеждой, что дочь Спаскова окажется совсем не такой, какой он себе ее представлял, и что она поможет ему освободиться от непривычного волнения.