Маргерит Дюрас - Плотина против Тихого океана

— По-моему, не обязательно рвать прямо сегодня. Можно немножко повременить. Как ты думаешь, Сюзанна?

Жозеф стал говорить жестче, но по-прежнему не упоминая о кольце.

— Сегодня! А ее и спрашивать нечего, она никогда ни с кем не спала и не знает, что это такое.

— Но должна же она высказать свое мнение!

— Я предпочитаю охотника, — сказала Сюзанна.

— Дались вам эти голодранцы! Так мы никогда не выпутаемся.

Никто не ответил. Больше они к этому разговору не возвращались.

И вот в обычное время мсье Чжо въехал на мост, сидя на заднем сиденье своего роскошного лимузина. Ночью шел дождь, и машина была вся в грязи. Но какая бы ни была погода, мсье Чжо неизменно проделывал полсотни километров в день, чтобы повидать Сюзанну. Как только он заметил ее, он велел остановить машину рядом с мостом. Сюзанна подошла, и мсье Чжо тут же вылез, одетый, как всегда, в тюсоровый костюм. У Жозефа никогда не было тюсорового костюма. А у мсье Чжо все костюмы были тюсоровые. Когда они слегка изнашивались, мсье Чжо отдавал их своему шоферу. Он говорил, что тюсор легче хлопка, и он не может носить ничего другого, потому что у него очень чувствительная кожа. Между ними и мсье Чжо была действительно большая разница.

— Вы ждали меня? — сказал мсье Чжо. — Это так мило с вашей стороны…

Сюзанна стояла прямо перед ним. Он взял ее руку и поцеловал. Он еще не успел заметить мать и Жозефа, которые неподвижно стояли в стороне и ждали. Обычно, когда они видели, что он подъезжает, они принимались работать с особым усердием, чтобы не надо было отвечать на его приветствие. Сюзанна высвободила руку из руки мсье Чжо и продолжала стоять на месте.

— Я хочу вам сказать, чтобы вы больше не приезжали.

Мсье Чжо переменился в лице. Он приподнял шляпу и снова надел, ошалело глядя на Сюзанну.

— Что вы такое говорите?

Голос его вдруг стал глухим. Он сел на откос, не боясь запачкаться, не вынув из кармана газету и не расстелив ее на земле, как обычно. Сюзанна по-прежнему стояла около него и ждала, пока до него дойдет смысл ее слов. В отдалении мать и Жозеф тоже ждали. Мсье Чжо в конце концов заметил их. Мать, конечно, продолжала надеяться, что все уладится и мсье Чжо, отделавшись легким испугом, снова приедет, но уже с полными карманами брильянтов, дабы показать, что он исправился. Жозеф хотел, чтобы мсье Чжо уразумел все как можно скорее.

— Не приезжайте больше, — сказала Сюзанна, — не приезжайте больше совсем.

Казалось, он не расслышал. Он весь покрылся потом и непрерывно снимал и надевал шляпу, словно с этой минуты разучился совершать все прочие движения. Взгляд его переходил с Сюзанны на мать, с матери на Жозефа, с Жозефа на Сюзанну, не останавливаясь ни на минуту. Он терялся в догадках. Ему говорят, что он не должен больше приезжать, на следующий день после того, как он подарил им брильянт. Он продолжал снимать и надевать шляпу, и было ясно, что он не прекратит это делать, пока не поймет.

— Кто это решил? — спросил он наконец окрепшим голосом.

— Она, — ответила Сюзанна.

— Ваша мать? — с сомнением переспросил мсье Чжо.

— Да. И Жозеф с ней согласился.

Мсье Чжо снова взглянул на мать. Она смотрела на него глазами, полными любви. Это, конечно, не она.

— А в чем дело?

Хоть бы он убрался наконец прочь, тогда бы она пошла к Жозефу. Мсье Чжо больше не интересовал Сюзанну, точно так же, как и его машина. Еще вчера машина была ей небезразлична, поскольку существовала вероятность, пусть небольшая, что когда-нибудь она будет принадлежать им. Но сегодня этот лимузин казался Сюзанне бесконечно далеким. Ни одна, даже самая тоненькая ниточка больше не связывала ее с ним. И лимузин выглядел от этого уродливым и тяжеловесным.

— Вы им не нравитесь. И еще — из-за кольца.

Мсье Чжо приподнял шляпу. Он продолжал размышлять.

— Но я же вам его подарил просто так, ни за что.

— Это трудно объяснить.

Мсье Чжо надел шляпу, так ни до чего и не додумавшись. Он недоумевал. Он явно не намеревался уезжать и ждал объяснения. Спешить ему было некуда. Зато ей было куда: из-за того, что разговор затягивался, надежды матери крепли с каждой минутой.

— Это ужасно, — сказал мсье Чжо, — это несправедливо.

Он глубоко страдал. Но с его страданием дело обстояло так же, как и с машиной: оно было еще более уродливым и тяжеловесным, чем обычно, и ни одна, даже самая тоненькая ниточка больше не связывала Сюзанну с ним.

— Вы должны уехать, — сказала Сюзанна.

Вдруг он рассмеялся циничным, деланным смехом.