Джеймс Клавелл - Благородный Дом. Роман о Гонконге.

— Это невозможно! Данросс немедленно сказал бы об этом Роджеру — или одному из своих друзей в полиции, скорее всего, этому Чоп Суи Квоку, — презрительно скривился Суслев. — А если не ему, то губернатору. И это автоматически дошло бы до Роджера. Вы все в безопасности.

— Возможно, а возможно, и нет. — Подойдя к окну, Пламм глядел на низко нависшее небо. — Все рано или поздно кончается. Возьми Жака. Он перешел в категорию риска. Тайбанем ему уже не быть.

Суслев деланно нахмурился, а потом, словно его осенило, обронил:

— А почему бы нам не вывести его из Гонконга? Предложи Жаку, пусть попросит, чтобы его перевели… скажем, в филиал «Струанз» в Канаде. В качестве предлога он может использовать недавнюю трагедию. Канада станет для него тихой заводью, там он и умрет. А?

— Очень хорошая мысль. Да, должно быть, это сделать нетрудно. У него там немало хороших связей, которые могут пригодиться. — Пламм кивнул. — Мне будет гораздо легче, когда мы прочитаем содержимое этих папок, и ещё легче, когда вы выясните, как, черт побери, АМГ узнал про нас.

— Он узнал про «Севрин», а не про вас. Послушай, товарищ, уверяю тебя, что вы в полной безопасности и можете продолжать свою важную работу. Пожалуйста, делайте и дальше все возможное, чтобы случился этот банковский кризис и крах фондовой биржи.

— Об этом не волнуйся. Мы все хотим, чтобы это произошло.

Телефон ожил. Оба уставились на него. Он прозвонил только один раз.

Один звонок. «Сигнал тревоги!» — промелькнуло в сознании. Суслев в ужасе схватил спрятанный пистолет, помня, что на нем отпечатки его пальцев, и бросился через кухню к черному ходу, Пламм за ним.

Рывком открыв дверь, он пропустил Пламма на лестничную площадку первым. В этот момент донесся громкий топот на лестнице и раздался сильный удар во входную дверь. Дверь выдержала, но чуть подалась. Суслев бесшумно прикрыл дверь черного хода и закрыл её на задвижку. Ещё один удар. Он посмотрел в щелку. Ещё удар. Замки передней двери вылетели. Увидев в свете лампы в прихожей силуэты четырех человек, он рванулся прочь. Пламм уже спустился на следующую площадку и стоял там с пистолетом, прикрывая его. Прыгая через две ступеньки, Суслев промчался мимо него на следующую площадку и обернулся, чтобы в свою очередь прикрыть Пламма. Наверху дверь черного хода тошнотворно выгибалась под ударами. Пламм бесшумно проскользнул дальше, снова прикрывая его, и они вместе скатились на следующую лестничную площадку. Там Пламм вытащил несколько ящиков, которые загораживали вспомогательную дверь, отходившую от основной. Кто-то, громко топая, быстро поднимался по лестнице. Сверху донесся ещё один удар в дверь черного хода. Суслев прикрывал Пламма, пока тот протискивался в отверстие, а потом пролез туда сам, притворив за собой дверь. Пламм уже взял спрятанный в углублении фонарик. Топот стремительно приближался. Пламм стал осторожно спускаться первым, оба двигались быстро и бесшумно. Шаги и приглушенные голоса слышались совсем рядом. Оба на секунду остановились, стараясь уловить, что говорят. Но голоса звучали слишком нечетко и глухо, и невозможно было даже разобрать, английская это речь или китайская.

Повернувшись, Пламм снова стал спускаться первым. Они шли торопливо, но очень осторожно, стараясь не производить лишнего шума. И вскоре оказались у потайного выхода. Не теряя ни секунды, они открыли замаскированное отверстие в полу и спустились во влажную прохладу водопропускной трубы. Там они остановились, чтобы перевести дыхание. Сердца у обоих колотились от внезапности произошедшего.

— Гоминьдан? — прошептал Суслев, когда они обрели дар речи.

Пламм лишь пожал плечами и вытер со лба пот. Наверху прогрохотала машина. Он направил свет фонарика на потолок. Оттуда капала вода, он был весь в трещинах, и с него посыпались камни и грязь. Ноги у них были в воде: в трубе её было с полфута.

— Нам лучше разбежаться, старина, — тихо сказал Пламм, и Суслев обратил внимание, что тот, хоть и взмок, говорил с ледяным спокойствием и фонарик у него в руке ни разу не дрогнул. — Я свяжусь с Роджером и попрошу немедленно разобраться, что это за ерунда. Очень, черт возьми, печальная история.

Сердце Суслева билось уже не так бешено. Но говорил он ещё с трудом.

— Где встретимся завтра?

— Я дам тебе знать. — Лицо англичанина было суровым. — Сначала Воранский, потом Меткин, теперь это. Слишком много проколов. — Он указал большим пальцем вверх. — Мы были на волосок от провала. Может, твой Меткин знал больше, чем ты думаешь?