Сергей Минаев - Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста

— Мне, виноват, пойти в гроб лечь?

— Нет, в гроб не стоит, конечно. А вот исчезнуть (Вербицкий поднимает палец к потолку) на время! Исчезнуть на время, думаю, было бы хорошо.

— Это на какое такое время?

— Ну, не знаю. На некоторое. На годик, к примеру. А что, хорошая мысль, — Вербицкий опять встаёт, подходит к шкафу, и видно, как его самого прёт от столь удачной находки, — на годик. За рубеж…

— И как вы себе это видите?

— Вижу отчётливо, дорогой мой. Очень просто. Сделаем тебе документы и отправим на длительный отдых.

— Как шахтёра, — смеюсь я.

— Именно. Ты же бился в каменоломнях путинской России за свободу слова? Шахтёр и есть. Все мы шахтёры…

— Мы, Аркадий Яковлевич, скорее не шахтёры, а ассенизаторы. Только неправильные. Настоящие ассенизаторы говно вывозят, а мы его, наоборот, привозим огромными количествами.

— Антон, ты сегодня на редкость метафоричен.

— Это у меня от народа. Долго путешествовал, вот и набрался. Ладно, давайте дальше.

— А что дальше? Выбирай страну, выпишем тебе отпускные хорошие. Миллион тебя устроит? И страна на выбор. Представляешь, поедешь к морю, будешь загорать целый год, с девками кувыркаться. А может, книгу напишешь?

— А дальше?

— Что дальше?

— Ну, после того, как год пройдёт?

— Да там разберёмся. Сейчас выборы проскочим, ситуация стабилизируется, все про тебя забудут, а через год, Антон, много чего может измениться. Ты, может, и вовсе возвращаться не захочешь?

— А если захочу?

— Ну… ну, придумаем тебе легенду. Расскажем, что ты выжил. Что боялся за жизнь свою и своих близких и был вынужден уехать. Правду и скажем. Антон, это же гениально! А потом скажем правду. И всё! Ты национальным героем российской интеллигенции станешь. Как Герцен. Ну или как Огарёв, это уж как сам захочешь.

— Какая-то левая история получается…

— Нормальная история получается. Дальше подключим СМИ, создадим тебе ореол борца-мученика, и все, Антон Победоносец.

— Нда… заманчиво. А как же я буду целый год вдали от родины жить?

— А чего? Берёза живёт в Лондоне и не тужит, чем ты хуже?

— У меня нет таких денег, как у него. А так я не хуже, а даже лучше.

— Тебе миллиона мало? Давай обсуждать. Скажи, сколько ты хочешь, я обсужу с… ну, сам понимаешь. И решим твои вопросы.

— Как-то сложно мне вот так. Ну как я уеду? У меня тут друзья, любимые женщины, Родина, в конце концов.

— Антон, — кривится Вербицкий, — я тебя умоляю. Родина у него тут. Родина — это там, где теплее. А с бабками везде тепло. Друзей у тебя нет, сам себе хотя бы не ври, а любовь там себе купишь. С такими бабками, как у тебя, ты жених завидный.

— Я не могу… не могу и не хочу я так. Я привык быть на острие событий. Living on the edge, и всё такое. Я не могу без деятельности, и в пенсионера, пускай и союзного значения, мне превращаться рановато ещё.

— Антон, ну что ты ломаешься, как девка? «Пенсионер, острие событий…» Вернёшься ты на это острие. Через год и вернёшься. Оно за год тупее не станет, а возможно, только острее. Валить. Валить тебе надо. Это самый лучший вариант. Так будет лучше. Для всех. А самое главное — для тебя. Если ты тут останешься, всякое с их стороны возможно.

— Подождите. А что, если нам завтра… мне то есть… выступить по ящику, рассказать, как я выбрался из огненного ада, как за мной охотились и я прятался в лесах? Живое подтверждение того, как режим борется с оппонентами? Да! Точно! Это же ещё острее будет — кучи интервью, свидетель бойни собственной персоной. Да меня после этого никто тронуть не посмеет!

— Ага, точно. И вся компания по канонизации мученика Дроздикова коту под хвост, да? Я сейчас даже не говорю про бабки, потраченные на это. Мы потеряем эффект. У нас послезавтра митинг оппозиции. Около памятника Пушкину, вся площадь в твоих портретах, пять тысяч человек минимум. К нам сейчас из-за твоей гибели примыкает всё больше и больше народа. Те, кто колебался, вся интеллигенция, правозащитники, Дума уже реагирует, собираются комиссию по расследованию назначить. А тут ты, здрасьте, я ваша тётя! Антон, ну сам посуди, куда это годится?

— А что, при живом Дроздикове такое невозможно? Там же люди погибли? Что, разве расследовать их гибель нельзя? При чём тут моё спасение?

— Антон, ну кто их знает, этих людей? Американцы, какие-то операторы, кто они для аудитории? А тут погиб один из главных оппозиционеров. Не погиб — убит! А как только ты появишься, нас тут же обвинят в подтасовках. Тебя вызовут в прокуратуру, пресса начнёт нервничать. Нет, Антон, это не вариант.