Леонид Сергеев - Летние сумерки

— Ты это серьезно?! — Рита скривилась и насмешливо посмотрела на подругу. — Неужели ты представляешь его моим мужем? Я молчу! Он же мне не пара. Скажешь тоже! Уморительно!.. Твои дурацкие советы надоели. Что ты внедряешься в мою жизнь?!

Аня обиделась, вышла из комнаты и больше к манекенщице не заходила.

Осенью Виктор защитил диплом и его распределили работать на стройку в Сибири. Спустя несколько месяцев, Рита зашла в ресторан пообедать. Не успела она заказать обед, как официант поставил на стол бутылку шампанского и коробку конфет.

— Просили передать самой красивой женщине, — он кивнул в угол, где гоготала мужская компания.

Рита улыбнулась мужчинам. Один из них, тучный здоровяк стриженый «бобриком», поднялся с бокалом.

— За прекрасных дам! — тяжеловесно гаркнул на весь зал и выпил.

Когда она пообедала, он подошел и протянул огромную руку:

— Аркадий.

Ему было лет сорок, на нем трещал по швам новый темно-синий костюм с ярким широченным галстуком.

— Аркадий! — повторил увалень, и добавил: — А тебя как зовут девонька?

«Девонька! Дурдом!» — Риту немного покоробило, но она улыбнулась и назвалась. Ей понравился этот великан. «У него добрые глаза, — подумала она. — Ему можно довериться».

— Откуда вы такой смешной? Уморительно!

— С Лены я, с леспромхоза. Вкалываю на валке леса. Вот с корешами зашли в кабак. Здесь одно дельце обтяпали.

— Вы лесоруб? Я молчу!

— Ну-да, вроде. Пильщик. В вашей Москве проездом. У меня отпуск, качу в Крым. Хочешь махнем вместе. Ты замужняя?

— Нет.

— Тогда о чем разговор?! Пожаримся на солнце. На твоей работе я все улажу. Пошли, представлю корешам. Ребята с леспромхоза, хозяйственные, вон будки какие! Я с ними на драге золотишко мыл, потом шкурки сдавал.

— Шкурки, это что?

— Ну, пушнина по-вашему… Я смотрю, красивая девонька сидит, дай, думаю, подвалю.

«О, господи! Подвалю! Он мне это говорит. Дубина! Ему бы молочницу с грудью как у коровы, а он ко мне. Уморительно!». Рита подняла глаза, чтобы осадить «дровосека», но встретила дружелюбный бесхитростный взгляд и промолчала.

— Ну, пошли в мою компашку! Расположимся поинтересней!

— Мне нужно на работу.

— Не печет, подождет. Работа не медведь, в лес не убежит.

Он приподнял ее за локти, взял со стола бутылку с коробкой, и они направились к его друзьям. Она шла точно под гипнозом. От него исходила такая властная сила, что она невольно подчинилась. Обычно мужчины боялись ее, а этот сразу дал понять, что никого и ничего не боится, что является лидером не только в своей «компашке», но и в отношениях с женщинами, и что в его руках ей не надо опасаться ни неприятностей на работе, ни всяких других — он все берет на себя.

Как только она села, он заказал коньяк, дичь, фрукты, и все басил без умолку:

— Маргаритка, глянь, какие у нас парни. Это тебе не московские пижоны, дрянные мужики… Ну, и шуму у вас тут, в Москве. Свистопляска! И каждый думает, как бы обмишурить нашего брата. А мы не лыком шиты! У нас там на Лене, тишина, раздолье и народ не мелкий. Поехали к нам, не пожалеешь! Шкурок тебе накуплю, сколько пожелаешь. Снимешь всю эту мишуру… А здесь у вас что? Все нищие какие-то, на бутылку скидываются. Смехотура!

Когда они вышли из ресторана, хлынул ливень: не мешкая ни секунды, «дровосек» укрыл Риту пиджаком, подхватил на руки и, на глазах у множества горожан, дотащил до работы.

— Вечерком объявлюсь, жди, покуролесим по Москве, — подмигнул, прощаясь. — Поможешь мне кое-что подкупить, да кабаки ваши покажешь.

Он приехал на такси с огромным букетом роз и весь вечер гусарил: накупил Рите кучу подарков, в одном ресторане завалил весь стол блюдами, в другом дал музыкантам тридцать рублей, чтобы не играли «муру». Поздно вечером повез ее в номер гостиницы. И Рита во всем повиновалась ему — не могла понять, что с ней происходит. До него она встречала сплошное раболепие, а этот «дровосек» за один день укротил ее, сделал послушной, податливой.

На следующий день они совершили вояж по магазинам, а закончили вечер в ресторане с его дружками. За столом он снова безостановочно хрипел Рите в ухо:

— …Москва — муравейник, мешанина какая-то и народ — серятина… На Лене живут без суеты. И народ не мелкий… Поехали к нам, не пожалеешь! Шкурок тебе накуплю, сколько пожелаешь! А пока махнем в Крым. Еще пару деньков покантуемся в вашей Москве и махнем!

Рите нравилось его могучее телосложение, внушительная сила, широкая, размашистая душа, расточительство, но она была только украшением в его гульбе, его собственностью: прекрасной вещью, игрушкой, а она привыкла быть всем смыслом жизни мужчины. Ее остро задевало самоуверенное, собственническое отношение к ней. Он ни о чем ее не просил — только приказывал, ничего не обсуждал с ней — просто ставил в известность. Часто за разговорами с друзьями он вообще забывал о ней и она кусала губы от злости: «Сама виновата, впуталась в историю». Ей уже надоела орава его собутыльников, их необузданное веселье. Она не ревновала к ним, но считала оскорбительным, что он тратит на них время, которое должно принадлежать ей. Но даже в эти минуты у нее не хватало духа осадить «дровосека», она только щипала его за руку: