Леонид Сергеев - Летние сумерки

Часа два автобус бежал по извилистой дороге, в череде холмов и ложбин и редких убогих сонных селений. К вечеру въехали в тихий, довольно чистый городок со множеством троллейбусов пяти маршрутов, которые непонятно где пролегали, поскольку мы насчитали всего две центральные улицы. На одной из них по совету таксиста сели в автобус, который шел до окраины Майкопа.

Что поражало на окраине городка, так это обилие отделанных фигурной плиткой одноэтажных домов. За каждым домом стояли плодовые деревья, а перед фасадом — непременно изгородь из листового железа. На большинстве изгородей висели предупреждающие таблицы: «Осторожно, злая собака!». Кое-где для большего устрашения красовался бездарно намалеванный «наш брат меньшой». Но на некоторых домах виднелись красные звезды — как и в подмосковных деревнях, этот знак означал, что в семье кто-то погиб на войне.

Мы вышли на развилке пустынной дороги и принялись голосовать, показывая в сторону предгорья, которое уже четко обозначилось на фоне заходящего солнца.

Километров десять нас подбросил шофер пустого допотопного автобуса, затем притормозил «Москвич» с местным номером.

— Забирайтесь! — услышали мы. — По трояку дадите, и порядок.

За рулем машины восседал мужчина нашего возраста, рядом полулежал светловолосый парень.

— На турбазу, что ли? — бросил мужчина, рванув с места.

— Мы не совсем в курсе, — начал Игорь, — по карте турбаза в Каменномостском?

— Нет, в Ходжохе. Там все одно, разберетесь… У нас ведь все шиворот-навыворот. Нарочно, что ли, дурят головы?! Там, наверху, кто все это придумывает, им тоже надо чем-то заниматься. Зарплату получают. И побольше, чем наш брат… Вот и меняют названия. То городу дадут имя какого-нибудь деятеля, а потом деятеля снимут, прежнее название восстановят. Народ смеется…

Мужчина говорил, мы с Игорем поддакивали, парень, развалившись, молчаливо смотрел на дорогу. Быстро темнело, незаметно холмы превратились в горы. Миновав несколько освещенных селений, «Москвич» въехал в Ходжох.

— Здесь мы сворачиваем, а турбаза там, пять минут ходьбы, — мужчина показал в сторону.

Мы с Игорем полезли в карманы, чтобы расплатиться, но парень вдруг принял нормальную позу и, обернувшись, спросил:

— Сами-то откуда?

— Из Москвы.

— Ого! — мужчина покосился на нас и присвистнул. — Небось проверять чего едете, а я тут разговорился. Ладно, не надо мне ваших трояков. Пока!

Мы вскинули рюкзаки и двинули по узкой улочке с редкими фонарями.

Над нами уже было густое темное небо с мерцавшими крупными звездами, но поселок не спал. Фонари высвечивали прохожих, стариков и детей перед домами, улицу перебегали собаки и кошки, раза два мимо нас с оглушающим грохотом пронеслись на мотоциклах подростки.

Турбаза называлась «Горная»; ее мы разыскали по громкой музыке, доносившейся с танцплощадки.

— Где здесь начальство? — спросили у одной туристки.

— Все уехали в город. Здесь только старший инструктор Геннадий. Он в баре.

Бар находился за танцплощадкой и представлял собой отделанное деревом помещение с оленьими рогами у стойки. За столами местные черноволосые парни активно обхаживали туристок, в основном девушек славянок — как мы узнали позднее, это была группа из поволжских городов. Кто-то указал нам на Геннадия, мужчину неопределенного возраста в белом костюме; он ходил от одного стола к другому, расточая улыбки, по его нетвердой походке и бессвязным репликам было ясно, что он навеселе. Нас он встретил приветливо, даже радостно; мы объяснили, что путевок не имеем, но хотели бы переночевать на турбазе, а утром с какой-нибудь группой отправиться в горы. В доказательство, что перед ним серьезные люди, а не проходимцы, мы протянули журналистские билеты.

Удостоверения произвели на Геннадия обескураживающее впечатление — он моментально протрезвел, нервно сглотнул, вытянулся и стал похож на алтарный образ в храме. Тихим голосом доложил, что рад «таким самодеятельным туристам», что «свободные места на турбазе есть» и сейчас он «все устроит». Похоже, Геннадий решил, что мы непременно из центральной газеты, хотя Игорь работает всего-навсего редактором в научном журнале, а я вообще к журналистике имею косвенное отношение — делаю иллюстрации в детском ежемесячнике. Ни Игорь, ни я за свою жизнь не написали ни одной статьи, но Геннадий явно посчитал, что мы явились в его вотчину неспроста и отчет о его работе будет известен всей стране.