Леонид Сергеев - Заколдованная

— Гол в свои ворота! Мастер-пепка!

Расстроенный Вовка только махнул рукой.

— С каждым бывает. Сейчас отквитаю.

— Нет уж, дудки! — я моментально перестал смеяться. — Матч окончен. 16:15 в нашу пользу. — Я вскинул руку и запел победный марш.

— Может, поиграем еще? — предложил Вовка. — Вы что, устали?

— Ничего мы не устали, — хмыкнул я. — Мы никогда не устаем. Просто у нас дела. Много всяких дел.

— Жалко! — Вовка вздохнул, улыбнулся и пожал мне руку, как бы поздравляя от всего сердца. — Ну, ладно. Конечно, обидный гол, но ты все равно здорово бьешь по воротам и ваш вратарь молодчина.

Мне было приятно слышать эти слова, но почему-то после них уже не хотелось петь марш. А тут еще к нам подошел голубоглазый вратарь и дрожащим голосом произнес:

— Это я виноват, — он не выдержал и расплакался.

Когда Вовкина команда ушла, мне вдруг стала противна наша победа.

На следующий день я разыскал Вовку и покаялся, рассказал про свои трюки. Он великодушно простил меня и быстро все забыл, но я почему-то помнил долго. И расстроенное Вовкино лицо и чумазый живот голубоглазого вратаря, и его дрожащие губы. До сих пор тот день лежит темным пятнышком на моем детстве; оказалось, самый беспощадный судья — собственная совесть.

Вовкин отец пропал без вести на фронте, он жил с матерью уборщицей и старшей сестрой — работницей хлебозавода. Безотцовщина в семье давала о себе знать: сестра покуривала и выпивала и слыла «девицей легкого поведения», а Вовка постоянно прогуливал школу, но учителя из жалости натягивали ему отметки и он числился «стабильным троечником».

В послевоенное время большинство ребят лето проводили в пионерских лагерях, но некоторые (вроде Вовки) были предоставлены самим себе и целыми днями шастали по улице, играли в войну и футбол, что мне казалось несравненно интересней казарменной жизни в лагере (в нашей семье в лагерь отправляли сестру, а брата — в выездной детсад, меня несколько раз отвозили к тете Груне на дачу). Понятно, Вовка имел уйму времени, чтобы отшлифовать свой природный футбольный талант и обогатиться знаниями в области футбола. И он, как нельзя лучше, использовал это самое время. Вовка знал всех игроков городской команды «Компрессор», о каждом мог рассказать абсолютно все, вплоть до его любимых блюд, но особенно восхищался центральным нападающим Поповым, знаменитостью нашего городка, единственным футболистом, имеющим звание «мастер спорта» — за ним Вовка ходил по пятам.

Перед стадионом стоял неказистый домишко, который служил и раздевалкой, и душевой, и судейской, и билетной кассой; венчала строение очень умная надпись: «Пожар легче предупредить, чем погасить». Трибуна была только с одной стороны поля — три ряда сколоченных сосновых досок — в жару из них вытекала смола и приклеивала зрителей к скамьям. Мы пролезали на стадион через забор со стороны кладбища.

В нашем городе было две команды: «Компрессор» и «Трудовые резервы» от хлебозавода — они и сражались меж собой весь сезон. Но однажды состоялся Большой футбол — товарищеская встреча наших и украинских компрессорщиков. Мы ждали этого матча целую неделю, но в тот день билеты взвинтили втрое, а вдоль забора поставили самых суровых милиционеров. Мы с Вовкой топтались перед входом на стадион и с завистью смотрели на счастливцев с билетами. Что самое обидное — некоторые из них первый раз в жизни пришли на стадион (завсегдатаев мы знали в лицо, всех наперечет), пришли с женами, только потому, что приезд украинских футболистов был событием в нашем городе, и они не могли его пропустить… Один за другим на трибуну проходили случайные зрители, а истинные ценители, знатоки этой волшебной игры, околачивались перед входом.

Когда началась игра, мы с Вовкой и десятка два таких же несчастных стали жадно вслушиваться в гул трибуны. Временами слышались крики:

— Попов! Не отдавай мяч! Бей сам!

Из этих призывов было ясно — наши все-таки наседают; Вовка, накручивая себя, подмигивал мне, сжимал кулаки, пинал воздух. Но потом трибуны стихали, и мы догадывались — атакуют гости; Вовка, проявляя жуткую нервозность, хмурился и грыз ногти.

К концу первого тайма раздался резкий свисток судьи, по трибунам прошел стон, и один из болельщиков из-за ворот стадиона сообщил нам:

— Украинцы забили!

Над репутацией нашей команды нависла нешуточная угроза. В это время какой-то мальчишка крикнул, что милиционеры отошли от забора и смотрят игру. Мы ринулись на кладбище и, перепрыгивая через могилы — проявляя жуткую непочтительность к усопшим, вскоре очутились на стадионе.