Леонид Сергеев - Вперед, безумцы!

Под утро мы спихнули лодку в воду, подгребли к вехам и стали выбирать сеть, заполняя отсеки лодки серебристой кефалью. Сатурнов снова командовал, но уже повеселевшим голосом.

А потом мы коптили кефаль во дворе дома Сатурнова, встречали и провожали посельчан, с которыми щедро делились уловом, готовились к застолью. В Гурзуф вернулись ночью; уставшие, осовевшие от питья и еды, переполненные впечатлениями, плюхнулись на постели и моментально уснули.

Спали долго, и когда проснулись, было уже не до работы — с непривычки от физической нагрузки болело все тело, от обильного застолья трещала голова, но тем не менее встали в неплохом расположении духа.

— Да, вчера мы классно провели времечко, — проговорил Валерий, потягиваясь. — Ради одного такого приключения стоило сюда прикатить.

Я согласился, но заметил, что все же не мешает пойти окунуться в море, чтобы окончательно прийти в себя.

Мы пришли на пляж. Почему-то после маленького рыбацкого поселка, затерянного в узком ущелье, нас потянуло к простору, шумным, людным местам. Похоже, рассказы моряков о странствиях заронили в нас зерна какого-то беспокойства, желание узнать другую жизнь, а поскольку мы не имели возможности сразу же отправиться в заморские страны, ринулись на пляж, в гущу отдыхающих.

Лучшая часть пляжа принадлежала «Спутнику» и была огорожена внушительной стальной сеткой. Перед входом висела предостерегающая надпись: «Посторонним вход воспрещен». Под надписью, поигрывая дубинкой, на стуле восседал сторож.

— Мы вылитые иностранцы, — сказал Валерий, намекая на наш художнический вид. — Спокойно пройдем.

Но не тут то было. Наметанным взглядом сторож сразу определил нашу принадлежность и просто буркнул:

— С иностранцами общаться запрещено!

Не менее наметанным взглядом, чем у сторожа, Валерий разглядел в стороне дыру и хотел было направиться к ней, но я отговорил его от этой унизительной процедуры.

Мы спустились на примыкавший городской пляж, сделали долгий заплыв и расположились под тентом, рядом с шумной грузинской семьей. Глава семьи, волосатый толстяк, объедал сочный персик и беседовал с соседом, выходцем, судя по говору, с Украины.

— …Здесь все не то. И море хуже, чем у нас на Кавказе. Там море, скажу тебе, у-у! А в Тбилиси был? Не был! Я там родился. А живу в Кутаиси. В Тбилиси меня все знают. Спроси портного Гогу Киднадзе, тебе любой скажет: «О, Гога, это человек!»

— Да, в Тбилиси я не был, — с сожалением вздохнул украинец, жадно посматривая на то, как грузин принимается за второй персик.

— Ну, тогда ты ничего не видел, — заключил грузин, выплевывая косточку.

Мне стало скучно от этой болтовни, я почувствовал, что мы с Валерием приблизились к черте, за которой начинаются безграничные возможности для безделья.

— Мы работать-то будем? — повернулся я к своему соавтору.

— Успеется, — Валерий безмятежно развалился на гальке. — Чтобы садиться за работу, нужен запал, нужно загореться, а мы с тобой в каком-то подвешенном состоянии.

Грузин начал рассказывать про какие-то роковые страсти кавказцев, какую-то легенду о том, как один идиот выменял жену приятеля за иностранную машину и как брат этой жены поджег машину и спихнул в пропасть.

— …И правильно сделал, — заключил грузин трагическим голосом. — Хороший парень. Я его знаю. Всегда молчит. Мужчина и должен мало говорить. Сделал дело, и все.

Я поднялся и пошел к воде. Сплавал только к буйку, но когда вернулся, Валерия под тентом не было.

— Вы не видели, куда пошел мой приятель? — обратился я к беседующим мужчинам.

— Хм, куда! К девушке, конечно. Куда может пойти молодой мужчина? — поражаясь моей тупости, ответил грузин и схватил очередной персик.

Я принял это за шутку, приличествующую обстоятельствам — на пляже, в зоне видимости, действительно было много красивых девушек, но, как выяснилось, грузин не шутил.

Валерий явился домой в полночь, и, несмотря на темноту, вокруг него было настоящее сияние.

— Я без памяти втрескался! — гаркнул он, тараща глаза и тиская меня в объятиях.

Потом так отчаянно бросился на постель, что я подумал, он хлопнулся в обморок. До рассвета он легкомысленно хихикал и бредил:

— …Она золотоволосая, в экзотической одежде… искусствовед… работает здесь, в доме, где жил Пушкин… рядом с ней я сам не свой… Никогда столько не нервничал из-за женщины.

Я истолковал его состояние, как обычный солнечный удар, но на следующий день он потащил меня знакомить со своей красавицей.