Касторский развернул бешеную предпринимательскую деятельность по сбору в стране драгоценностей, золота и других ценных металлов. Во всех городах, больших и малых, в людных местах (на рынках, вокзалах, метро) стояли его люди, крепкие, зачастую хорошо вооруженные, с табличкой на груди: "Куплю золото, драгоценности, антиквариат". Эти люди контролировались другими людьми, а когда драгоценности оказывались в руках третьих людей, шел юридический процесс оформления ценностей. Составлялись дарственные, доверенности, заверенные нотариусом, акты купли-продажи. Касторский понимал, что его деятельность находится под жестким присмотром двух структур — официальной (милиции, юстиции, судов и пр.) и неофициальной (мафиозных лидеров, организованных группировок и др.). Обе структуры работали в согласии, и Касторский, учитывая это, имел в каждой из структур своих людей, которые регулярно получали зарплату, премии и другие виды вознаграждения.
Помимо этих структур были еще и структуры нейтрального характера. Одна из них ведала, например, только информацией: где находится та или иная ценность и каким способом можно ее заполучить. Другая структура — это чиновники крупного масштаба, которые "в интересах государства" превращали черный нал в чистую валюту и помогали Касторскому легализовать капитал через отечественные и зарубежные банки.
Все эти расклады надо было держать в голове — связи были достаточно подвижными и объемными, поэтому всеми делами ведал целый штаб или бюро, которые стояли во главе крупного акционерного общества со странным названием "Конгресс".
Касторский все мог объяснить: и любовь, и свободу, и демократию, и народные страдания. На вопрос, почему он не идет во власть, не подается в депутаты, скажем, он отвечал: "Работать надо, а не болтать языком". Кстати, он и работал, по 16–18 часов в сутки — и бабочек ловил тоже неспроста. Его интересовали узоры и цветовые переливы на их крыльях, именно эти рисунки рекомендовал он мастерам своим переносить на украшения.
Что касается демократии, то он ее чтил, хотя и ругал почем зря: не те люди, мало самоотречения, правды, справедливости.
Когда человек творит добро или охвачен творческим порывом, утверждал Касторский, он излучает такой же свет, какой идет от драгоценных камней. Природа этого света и заключает высшую идеальность, которая связана с космосом. Касторский считал свою теорию материалистической. Он говорил:
— Если живое вещество не обладает идеальностью, то, значит, ее нет. Значит, ее придумал человек. Значит, он придумал и красоту драгоценного камня, и ноосферу. Камни создают особую сферу человеческой культуры. В этой сфере все наполняется высоким содержанием. — Касторский проводил жесткую аналогию между минералами и людьми. Обыкновенный камень — известняк, мрамор, гранит — это общая масса. Гранат, агат, сердолик, малахит и прочее — это аналоги людей более высокой культуры, возможно интеллигенции. И только бриллианты, сапфиры, рубины и изумруды мыслят и живут по законам человеческой исключительности.
Есть еще особый класс живых веществ — это подделки и бижутерия. В человеческом обществе им соответствуют лжепророки, лжемессии, лжегении. Есть бижутерийные красавцы и красавицы, писатели и писательницы, художники и художницы. Они засоряют земное и космическое сознание. Создают загрязняющую среду, в которой гибнет истинная духовность. Большинство людей довольствуется бижутерией. Подлинные драгоценности могут быть только у избранных. Конечно, бывают случаи, когда люди низшего сорта оказываются случайно владельцами ценных камней. От этого, кстати, утверждал Касторский, и многие беды происходят в жизни.
Касторский любил повторять слова Гете: "Самое трудное в жизни увидеть то, что лежит перед тобой". Эта формула применялась им по отношению и к драгоценностям, и к людям. Касторский Сикстинскую мадонну называл жалкой копией.
— Подлинник был известен только одному лицу, — говорил он, — Рафаэлю. Убежден, что сотни людей, знавших прототип мадонны, находили ее обыкновенной девчушкой. И только он увидел в ней совершенство духа.
Какая-то неистребимая страстность рождалась в нем, когда он жадно пытался приобщиться к тем редкостным мгновениям, которые позволяют обнаружить человеческую красоту. Он коллекционировал эти порывы, устремления, движения души, прибегая к самым сложным ухищрениям в своем порочном поиске.
Мне Ириша (действительно, она была падчерицей Инокентьева и подругой Саши) рассказала, как она впервые приняла участие в таинственном экспериментальном сеансе Касторского.
Читать дальше