Алан Силлитоу - Бунтари и бродяги

Фрэнки был не только силачом, но и бравым парнем: он воспитывал в нас характер, когда водил на склоны железнодорожной насыпи, которая защищала нас от нападения врагов из Содома.

Мы могли прождать целый час, прижавшись, все двенадцать, лицом к земле, держась за «штыки», и стараясь сделать так, чтобы в карманах не гремели камни. Если кто-то из нас начинал дергаться, Фрэнки грозно шипел: «Если кто-нибудь еще пошевелится, то я ему бока намну».

Мы находились в трехстах ярдах от железнодорожной насыпи. Трава под нами была мягкой и сочной, и Фрэнки постоянно жевал ее, говоря при этом, что никто другой не может это делать, поэтому что она — сильнейший яд. Это убьет нас за несколько секунд, но ему не причиняет ни малейшего вреда, потому что ни одна отрава его не берет. Он выпил волшебное снадобье, которое сделало его неуязвимым. Он — настоящий колдун, а у остальных эта трава сожжет все кишки.

Скорый поезд отошел от станции, набрал скорость на изгибе дороги и скрыл от нас красные крыши Содома. Тогда мы подняли головы от земли и принялись считать вагоны. Затем мы увидели наших противников: куча народу стояла на железнодорожных путях, размахивая палками и со злорадством кидая камни в заводь внизу склона.

«Это шайка из Содома», — перешептывались мы.

«Тихо, — прошипел Фрэнки, — сколько их, по-вашему?»

«Трудно сказать.»

«Их восемь.»

«Но их будет больше.»

«Представьте, что это — немцы», — сказал Фрэнки.

Они спустились со склона и, один за другим, влезли на нашу сторону насыпи. Там они сделали перекличку, но, как только оказались в чистом поле, пошли близко друг к дружке, причем довольно тихо. Я насчитал девять человек, когда эта армия нагло вторгалась в наши владения, переходя через железную дорогу. Помню, нас было одиннадцать, и пока мы дожидались сигнала, чтобы броситься в бой, я подумал про себя: «Сегодня мы с ними быстро покончим. Нет, это не продлится долго».

Фрэнки пробормотал последние распоряжения: «Вы зайдете слева. Вы — справа. А мы пойдем прямо. Я хочу, чтобы мы их окружили». Победу на войне он понимал так — окружить и взять в плен.

Он поднялся на ноги, размахивая железным дротиком. Мы встали вместе с ним, выстроились в ряд и стали медленно продвигаться вперед, кидая камни в сгруппировавшихся врагов с такой скоростью, с какой могли двигаться наши руки.

Это была заурядная стычка. У них не было Давида, который мог бы противостоять нашему Голиафу, поэтому они кинули всего лишь несколько камней, не попавших в цель, и в панике бросились назад, карабкаясь по склону к железнодорожным путям. Многие из них пострадали от наших ударов.

«Вы — пленники», — заорал Фрэнки, но им удалось вывернуться в последний момент и удрать. Несколько минут камни свистели между полем и железнодорожной насыпью, и мы не могли продвинуться вперед и окружить их. Затем враги издали ликующие крики с железнодорожных путей, потому что у них под ногами было много хороших камней, а у нас — только густая трава, в которой невозможно было ничего найти, а наши карманы были уже пусты. Если бы они вернулись и снова попытались атаковать нас, мы бы отступили на полмили назад, чтобы найти подходящие камни у моста.

Фрэнки сразу понял это. В подобную ситуацию мы попадали и прежде. Теперь уже многие из нас пострадали от камней. Некоторые попадали. У кого-то был подбит глаз. У меня голова была в крови, но я не обращал тогда на это внимания, потому что тогда я больше боялся крепких отцовских кулаков, чем крови и небольшой боли. («Ты что, снова связался с этим Фрэнки Буллером? — Удар. — Ты забыл, что я тебе говорил? Никогда больше с ним не играть, так? — Удар. — А ты поступил наоборот, да? — Удар. — Ты будешь дружить с этим кретином Фрэнки, пока не станешь таким придурком, как и он?» — Удар, еще удар…)

Наши ряды дрогнули. В моих карманах почти не осталось камней, а рука болела от того, что я их кидал.

«Ну как, будем заряжать?» — спросил Фрэнки.

На его слова существовал только один ответ. Мы были вместе с ним, всегда готовые броситься в бой, когда он приказывал. Быть может, он заставлял нас оказываться в этих опасных ситуациях, когда уже нельзя было повернуть назад, только для того, чтобы испытать прекрасное ощущение славной победы или достойного поражения.

«Да!» — кричали мы в один голос.

«Тогда начинай», — выкрикивал он так громко, как только мог.

«ЗАРЯЖАЙ!»

Своими большими шагами он пробежал сотню ярдов всего за несколько секунд, и вот он уже перелазит через изгородь. Парни из Содома забрасывали его камнями, которые со звоном ударялись и отскакивали от его каски. У нас не было импровизированного копья и каски, сделанной из крышки мусорного бака, поэтому мы продвигались вперед медленнее, стараясь прицеливаться как можно лучше в наших врагов, которые находились вверху, на железнодорожной насыпи, чтобы не тратить понапрасну последние камни.