Элис Хоффман - Помеченная звездами

Методисты, вбежавшие в комнату, чтобы разнять девочек, сразу поняли, кто жертва. Осколки вазы застряли у Эльв в волосах и сверкали, точно ледяные бусинки на тонких нитках крови. Лицо ее было белым, глаза закрыты. Она оставалась в саду в Арнелле, пока ее несли в кабинет медсестры. «Ничего не открывай, ничего не говори и в конце концов получишь что хочешь».

Кэйти немедленно перевели в изолятор. Эльв, напротив, освободили от мытья туалетов. Ей хотелось прыгать и визжать от радости. Но она только тихо и серьезно поблагодарила:

— Большое спасибо за доверие и поддержку.

Она выучила наизусть язык самопомощи. Рассказывала на групповой терапии скорбные истории, которые всех приводили в ужас. Она лгала, даже когда говорила правду — о том, как ее держали на хлебе и воде и связывали. Она плакала стеклянными слезами, которые разбивались о пол. Никто не замечал подделки, все считали слезы настоящими. Как будто она станет оплакивать прошлое!

Эльв знала, что сотрудники ее полюбили. Они жалели ее. Думали, что дома с ней жестоко обращались, что ее испортили развод родителей и их общая тайна, но теперь она стремится к новой жизни. Эльв была примерной ученицей и вскоре завоевала сердца учителей. Она посещала все уроки, хотя это было напрасной тратой времени. Достаточно было прийти, и дело в шляпе. В Уэстфилде любили хвастаться, что дипломы получают сто процентов учеников, но никто ничего не знал. Сплошная показуха для родителей.

Вскоре Эльв разрешили гулять по территории. Она поискала косточки малиновки, сверкающие переливчатые осколки, но листьев было слишком много. Она ничего не нашла. Эльв лежала на листьях и слушала подземный зов. Она ненавидела себя за слезы, пусть даже и поддельные. Здесь и сейчас она решила избавиться от всех человеческих черт. Они ничего ей не дали и привели сюда. В Арнелле именно она освобождала демонов из сетей. Ее славили как спасительницу. В их мире она кое-что значила. В их мире она была королевой.

Мать прислала Эльв подарок на День благодарения — черный кашемировый свитер. «А то настали холода», — написала Анни. Она серьезно? Мать никогда не хотела знать правду. Ей нравилось верить, что все хорошо — никакой кожи и костей, никаких гоблинов, никаких правил. В Уэстфилде ученикам запрещали носить свою одежду. Эльв отдала свитер Джули Хаген, методисту по распределению работы. Эльв приходилось носить уродливые джинсы и зеленую футболку, как и всем. Какая разница? Хотя ее пленили в Уэстфилде, она пряталась в Арнелле. Эльв шла по коридору в столовую и вдыхала аромат гипнотических черных роз. Она чувствовала, как сквозь кожу пробиваются крылья, перышко за перышком, косточка за косточкой. Она не знала, что будет так больно.

В разгар зимы, когда снега выпало на три фута и березы сливались с белыми полями, Эльв получила право ухаживать за лошадьми. Она из кожи вон лезла ради работы, которая давала наибольшую свободу. Клялась, что перевозбуждается от сахара, и отдавала десерты Джули Хаген, новой владелице черного кашемирового свитера. Мисс Хаген отличалась доверчивостью, поэтому Эльв болталась у ее кабинета под предлогом одиночества. Она начала выполнять мелкие поручения мисс Хаген и быстро стала ее любимой игрушкой и историей успеха. В конце концов это воздалось сторицей. Мир накрыло снежным одеялом, и смеркалось уже в четыре, однако Эльв получила теплое местечко, о котором мечтала.

Другие ученики могли бояться лошадей. Могли лениться убирать навоз или вставать рано утром и брести по заснеженным полям еще до завтрака. Но Эльв обожала свою новую работу. Она ценила время, проведенное в одиночестве. Она отправлялась в конюшню ни свет ни заря и проводила там большую часть дня, не считая нескольких часов учебы. На рассвете можно было полюбоваться на сов, которые сидели на высоких деревьях после ночи полета. Однажды на снегу появилась лиса. Эльв тихонько дышала морозным воздухом и завороженно разглядывала рыжую хищницу. Вот кому на редкость повезло. Она могла бродить где угодно: по пустоши, болоту, огороду.

Анни звонила каждую неделю, но Эльв не подходила к телефону. Когда она простудилась, чай и прохладное полотенце на лоб ей принесла мисс Хаген. На праздники пришла всего одна открытка — от Клэр. Эльв села на кровать, чтобы прочесть ее. Открытка была вырезана в форме бассета, похожего на соседского Претцеля, и гласила: «Жизнь без тебя просто собачья!»

«Вернись, — написала Клэр. — Nom brava gig».

Клэр писала каждую неделю. Эльв жадно читала ее письма, но не отвечала. Если бы в машине сидела Эльв, она не стала бы смотреть, парализованная страхом, как ее сестру тащат в тюрьму. Она бы постаралась их остановить. Но Клэр не знала того, что знала Эльв, и слава богу. Она не умела быть злобной, кусаться, бороться за жизнь.