Чума в Бедрограде

— Кровь, — задумчиво буркнул Соций, продолжая копаться в лабораторных отчётах. — Четверть летальных исходов, да. Слышь, Андрей, у нас ведь есть какой-то аналог того, что у естественнорождённых называется группой крови?

Крови естественнорождённых граждан Объединённой Британии-Кассахии Соций в своей жизни навидался достаточно, чтобы кое-что в ней понимать.

— Есть, — согласился Андрей. — Но это гораздо, гораздо менее значимый параметр, чем для естественнорождённых. Подожди, ты думаешь, имеет смысл… хотя в лекарство входит сыворотка крови… но нет, она же не донорская! С донорской теоретически могли бы быть проблемы, ты прав, но потому мы и взяли искусственную сыворотку, универсальную… хотя, конечно, в Шапкиной формуле не обозначено, каким именно соединением он пользовался… но это ни к чему, это общее место в синтезе естественных образований… не может быть…

— Кончай с белочкой, — взял Андрея за плечо Гошка. — Мы уже поняли, лажа в искусственной крови.

Андрей попробовал собраться с мыслями.

— Я ещё ни в чём не уверен. Современный синтез крови абсолютно надёжен, когда мы имеем дело с большинством известных заболеваний. Если при лечении какого-то конкретного заболевания препаратами, в которые входит искусственная сыворотка крови, могут возникнуть сложности, это оговаривается отдельно.

— В случае, когда заболевание достаточно изучено, чтобы вообще что-то оговаривать, — выплюнул Соций, отбросил лабораторные отчёты.

Леший. У Шапки было мало, слишком мало времени — один человек не способен провести всесторонний анализ возможных следствий за такой короткий срок. Но никто ведь и не собирался запускать контролируемое заражение так рано: да, тара с вирусом и лекарством уже ожидала на складе своего часа, но Андрей планировал ещё целую серию тестов, планировал пронаблюдать за состоянием заражённых в стационаре, планировал, планировал, да только разнесчастный Университет —

— А что мы… то есть как раз не мы, а медицина знает об использовании препаратов на основе искусственной крови при лечении степной чумы? — со странным, почти что счастливым выражением лица воззрился на Андрея Бахта.

— Ничего, — огрызнулся Андрей.

…А потом как-то так вышло, что он уже не стоит у окна, а сидит на столе, и Бахта опять суёт ему чашку с омерзительной проевропейской дрянью, Соций — уже прикуренную сигарету, а Гошка его едва ли не обнимает, держит за плечи сзади и легонько, осторожно потряхивает.

— Ну ты даёшь, миленький, — посмеялся Гошка.

— Ты прям позеленел весь, — беспокойно мотнул головой Бахта.

— До натурального обморока не доходи, а? — хмыкнул ошалевший Соций. — Обморочность и прочая бордельная чушь — это университетские штучки.

— Всё нормально, — устыдившись, выпрямился Андрей. Взял кофейную чашку, затянулся. — Столько дней уже в бешеном ритме вкалываем, вот и темнеет в глазах.

Всё нормально.

В 76-м году во время вспышки степной чумы на Колошме некоторые заключённые на добровольной основе были допущены до санитарской работы. Один из этих заключённых экспериментировал со степными травами и собственной кровью и за считанные дни достиг неожиданно серьёзных результатов, кои были отправлены одним из голов гэбни Колошмы в Медкорпус вопреки всем санитарным нормам.

Заключённый не изобрёл лекарства от степной чумы, но полученная им иммунная сыворотка была уже достаточно эффективной, чтобы можно было говорить о прорыве в изучении самой загадочной болезни в истории медицины.

Твирь и кровь.

Что-то ещё, кроме твири и крови, конечно. «Что-то ещё» — все бесконечные катализаторы и стабилизаторы реакций могли быть лучше, чем в оригинальной сыворотке, и более адекватные их аналоги нашлись достаточно быстро.

Твирь и кровь лучше быть не могли.

Заключённый числился среди погибших в сожжённом изоляторе, а значит, задать ему вопрос «почему» не представлялось возможным. Его даже посмертно наградили за гражданское мужество или что-то вроде того, а для дальнейшей работы над сывороткой создали не то отдельную лабораторию, не то целый институт — Андрей уже не помнил точно.

Зато помнил, как его позвала в Столицу Медицинская гэбня. Рассказала, что один голова гэбни Колошмы (уже бывший) признался, что прямо перед вспышкой эпидемии тот самый заключённый находился не под контролем гэбни Колошмы, а под контролем Андрея Зябликова лично, который со своим шестым уровнем доступа мог творить на Колошме что угодно.