не оберегаемое,
время —
цвет ее глаз
заменило.
Гладь разумения —
невидимому
подвластна.
5
Слоились
течения рек
близких,
Небесных.
Всплески сгустков
разделенного лада —
узнавали: что
сердца давно
умерших —
крыльям нечувственным
блокада.
6
Память становилась
реальностью
видимого…
Сбивчивую даль —
перекрывала.
Плоть воскресающая
разрывала
мрамор
по всей земле.
Время земное
свет теряет.
7
Картина бытия
зримая —
сменяется
горней —
Апостольской.
Проступает кровь
из земли.
Измучена смерти
глубина.
8
Миллиарды тонн
неба —
спрессованных
В ХЛЕБЕ ПРИЧАСТНОМ —
в ее сердце
вживались...
Тело Господа —
отворяло
своды Рая
дальние.
9
Видения Артюра Рембо
на мгновения
были пропущены
к Шарлевилю.
Явленным
город залило…
Сердца,
узревшие видения, —
проходили сквозь
другие сердца,
никакими пространствами
не замеченные.
10
Опасность
возвеселилась…
И вжилась
в тайну обреченную,
что на всех
колоннах храма
Вознесшегося —
пробита временем
разомкнутым.
11
На оси бездонной
исчезли
числа…
предвестие,
что тишиной
наполнено,
как и небо! —
над голубем
нерожденным —
делимо.
12
Ладони — обращенные
к сквозной
осторожности неба —
словно протачивали
надежду.
От расхождения
сил молниеносных
жасминовая легкость
промедления —
во всем.
Вертикальная
затаенность Слова —
от вымыслов
младенцев Вифлеемских.
2005 — 2006.
Продолжение. Начало см. “Новый мир”, № 7, 8 с. г.
Заблудившийся трамвай
Слово “поэт” в юности ассоциировалось у меня с возвышенностью и без-
оглядной отвагой, граничащей с безрассудством.
Первые мои стихи (см.) опубликовал журнал “Памир”, который (царство ему небесное!) многие годы был единственным изданием, признававшим меня как автора, за что я ему благодарен и по сей день.
Стихами занимался Л., ответственный секретарь журнала, известный в республике поэт.
Мы сидели в его кабинете, Л. просматривал плоды моего труда, что-то мычал и хмыкал.
— Ну что ж, — сказал он в конце концов. — Неплохо, неплохо. Попробуем парочку протолкнуть в девятый или в десятый номер... А вот знаешь, я где-то, кажется, уже слышал такое название. Нет? Не припоминаешь?
И протянул мне лист, на котором мной собственноручно было напечатано недавно написанное мною же стихотворение, название которого явилось плодом моих собственных напряженных и честных раздумий: “Заблудившийся трамвай”.
Я недоуменно помотал головой:
— Не знаю... Я не встречал.
— Да?.. Ну, ерунда. — Поэт Л. махнул рукой. — Бывает так, знаешь. Показалось. Все, оставляй!
Он хлопнул руками по столу и поднялся, показывая тем самым, что разговор окончен.
Я вырос (см. Родословная ) в семье, не имевшей никакого отношения к филологии, учился в Нефтяном институте, и, в конце концов, в силу причудливых представлений советской власти о добре и зле мне было простительно в ту пору не знать, что “Заблудившийся трамвай” — это известное стихотворение Николая Гумилева, поэта, путешественника, офицера, расстрелянного большевиками в 1921 году в связи с не то реальной, не то гипотетической его причастностью к белогвардейскому заговору.
Читать дальше
