Надин Гордимер - Совсем другие истории

Я забрался обратно в постель. Принимать нанесенный ущерб на свой счет я, само собой, не собирался, да и объяснить весь инцидент было несложно. Пол-акра земли, прилегающей к бунгало, всего лишь взято в аренду. Срок аренды закончится в 2001-м или уж никак не позже 2004-го, и владельцам придется съезжать. Вот почему они уже несколько лет ничего в этот участок не вкладывают. Забор держится на честном слове: кое-где доски просто связаны проволокой, потому что прогнили так, что гвоздя не вобьешь. Прошлой осенью Констанца написала статью о нью-йоркской полиции и ее новой философии. Запомнился один из примеров — история о брошенной машине, простоявшей на улице несколько недель. Вокруг копился мусор, нетронутые извещения под «дворниками» желтели от сырости и старости. И вот в одно прекрасное утро кто-то снял колесо; через пару дней исчезли номерные знаки, а затем и остальные колеса. Потом в окно полетел камень — и покатилась лавина. Кончилось тем, что машину попросту спалили. Вывод: нельзя допускать, чтобы хлам начал накапливаться. Будь забор в хорошей форме, ничего этого бы не случилось. А так в следующий раз в окно полетит камень. Хорошо, что Констанцы здесь не было. Вместе мы наверняка бы сделали что-нибудь, чего делать не стоило, да к тому же ее бы это выбило из колеи не на один день.

Часов в десять я встал и пошел расчищать дорожку. Поднял одну секцию — она прямо в руках разломилась пополам. Эти штуковины с торчащими из досок гвоздями смахивали на оружие из арсенала Томаса Мюнцера. [2] Томас Мюнцер — вождь крестьянского восстания 1524–1525 гг. в Германии. Сначала я все свалил в кучу. Потом начал перетаскивать доски в сарай. Бросить их здесь, где кто угодно мог на них натолкнуться, было бы слишком рискованно. Возможно, я преувеличивал опасность. Но ведь теперь вокруг бунгало не было даже чисто символической ограды. Я подумал: как здорово, что есть мобильник. За последние несколько дней я к нему попривык — догадался захватить с собой в Прирос конверт со всеми инструкциями, которые Констанца оберегала так ревностно, и наконец научился пользоваться записной книжкой и автоответчиком. Это был мой сюрприз для Констанцы.

— Привет! — внезапно раздался мужской голос.

Я вздрогнул и обернулся. В воротах стоял посетитель — среднего роста, в брюках на подтяжках и пуловере. Пришел осведомиться, не сильно ли мы пострадали от ночных громил. У него из забора выломали две доски.

— А забор-то крепкий был, — заметил он. — Представляете, какая нужна силища?

Вдобавок они оставили вмятину на капоте его «Фиат пунто». Он обыскал все вокруг — не обронили ли чего-нибудь, но ничего не нашел. Пострижен мой сосед был чудно: волосы стояли дыбом, как меховая шапка.

— На летних каникулах всегда так, — вздохнул он. — Пацаны, что тут попишешь. Каникулы…

Я повел его осмотреть мой участок. Он отнесся к делу со всей серьезностью, пару раз даже присел на корточки в поисках улик. Но нашел лишь еще несколько обломков скворечника да попутно поставил на место почтовый ящик.

В полицию он сообщил еще ночью. Сначала от него отмахнулись, но он вытребовал кого-нибудь прислать.

— Знаете ли, — добавил он, — для них это ведь мелкая сошка. А людей им не хватает, ох как не хватает.

Я упомянул о нью-йоркской полиции, он заинтересовался, и я пообещал прислать ему статью Констанцы.

— А вы не дадите мне свой номер мобильного? — вдруг спросил он.

— Мой номер? Да я его и сам не знаю.

Он нахмурился, наставив на меня встопорщенную шевелюру.

— Я посмотрю, — пообещал я и спросил, что он собирается делать, если хулиганы снова заявятся.

— Первым делом надо будет созвониться, — ответил он торопливо, словно испугавшись, что меня задерживает.

Я пошел в дом, достал конверт и сел на кровать. У меня и в мыслях не было обзаводиться мобильником, пока Констанце не пришло в голову, что мне нужна односторонняя трубка. Только чтобы звонить самому — никаких входящих звонков, кроме как от нее, разумеется. Даже если бы я и захотел дать кому-нибудь номер, пришлось бы спрашивать у Констанцы — я его просто не знал. Но теперь конверт со всеми сведениями лежал у меня на коленях, а не в ящике ее стола. Переписывая номер, я обратил внимание, что заканчивается он на 007.

— Кстати, моя фамилия — Нойман, — сообщил сосед, протягивая какую-то старую квитанцию, на которой он нацарапал свой номер. И тут мобильник зазвонил. Поспешно попрощавшись, сосед двинулся восвояси.

В офисе черт знает что творится, сказала Констанца, и ей придется задержаться в Берлине по меньшей мере до послезавтра. К тому же в отделе фельетонов кутерьма из-за депортаций. Я не понял, о каких депортациях речь. Радио мы не слушали — на приемнике не было кнопки «FM». Констанца еще сердилась и заявила в ответ, что, мол, чего еще ждать от мужчин — какие могут быть новости, когда чемпионат мира по футболу закончился.