Александр Попов - Юный, юный Илья

Но он испугался своих мыслей.

– Мне больно, – сказала Алла.

– Прости, – не сразу разжал он одеревеневшие руки. – Поедем домой. Где твои тапочки?

Илья остановил такси, высыпал перед шофером все, что у него имелось из денег. Мужчина критично-насмешливо съежился, но указал глазами на добротные часы на тонкой руке Илья.

В подъезде родного дома Илья сказал Алле:

– Я не буду просить у тебя прощения: то, что я сотворил, не прощается. Лучше, Алла, давай вспомним, как нам славно жилось, когда мы были маленькими. Помнишь, ты запрыгивала на багажник моего велосипеда, и я катал тебя с ветерком. Чуть подбавлю скоростенку – ты кричишь и пищишь, а я рад, быстрее кручу педалями.

– Я не боялась – просто притворялась и кокетничала.

– Клевое у нас было детство, да?

Они задумались. Алла вспомнила, как однажды, в детсадовскую пору, Илья подарил ей на день рождения большой голубой шар, который сразу ее очаровал. Однако Алла тут же нечаянно выпустила его из рук, и он, прощально махнув бантом, полетел, крутясь и раскачиваясь с бока на бок. Она закричала:

– Лови, Илья, хватай! Что же ты стоишь?! Ой-ой-ой!

Илья прыгал, старался из всех сил, но шар, накачанный водородом, резво и весело уносился в небо, и поднялся выше тополей и домов. Алла от величайшей досады заплакала, но и засмеялась: как Илья смешно, забавно подпрыгивал за шаром! Разве мог поймать его? А все равно пытался, – ради нее, Аллы.

Илье вспомнилось, как однажды – он и Алла ходили или в первый, или во второй класс – с ними приключилась и смешная, и вместе с тем грустная история. После занятий теплым сентябрьским деньком они возвращались домой, но в школьном дворе хулиганистый подросток поманил Илью пальцем:

– Тряхни карманами. – У Ильи не оказалось денег. – Получи звездочку! – И сильно ударил его ладонью в лоб.

Илья упал в ворох осенних листьев, хотел было заплакать, но вдруг кто-то закричал. Увидел Аллу, отчаянно вцепившуюся зубами в руку подростка…

Вспомнил Илья, улыбнулся и сказал:

– А помнишь, Алла?..

Но слово в слово одномоментно произнесла и Алла:

– А помнишь, Илья?..

Оба засмеялись, и казалось, что рухнуло и исчезло то тяжелое и грубое, что держало их друг от друга в какой-то нравственной клетке, мучило и томило. Им вообразилось невероятное и чудесное – они неожиданно снова очутились в детстве, в котором привыкли жить, но которое недавно потеряли.

Но с треском распахнулась дверь в квартире Долгих, и на лестницу, больно споткнувшись о порожек, выбежала Софья Андреевна.

– Я же говорю папе, что твой, Алла, голос, а он еще что-то перечит мне!

Выглянул Михаил Евгеньевич:

– Батюшки, что с тобой, Аллочка?! Без обуви, в халате, в грязи!

– Да тише ты: что, соседей не знаешь? – шикнула на отставного генерала жена. – Уже, наверное, во все уши слушают.

Михаил Евгеньевич покорно сомкнул губы и низко пригнул голову, показывая свою великую вину перед супругой. Софья Андреевна, может быть, впервые в жизни неприбранная, непричесанная, с красными влажными глазами, тревожно осмотрелась, стрельнула взглядом вверх-вниз – никого нет, никто не видит и, надо надеяться, не слышит.

– Алла, домой! И вы, молодой человек, зайдите, – вежливо, но с сухим хрустящим шелестением в голосе пригласила она Илью, впервые к нему обратившись так, как к совершенно чужому. – Да, да, вы, Панаев! Что озираетесь? Проворнее!

Но сразу Софья Андреевна не стала разговаривать с Ильей, а за руку решительно-резко завела Аллу в ее комнату. Илья с Михаилом Евгеньевичем, притулившись на диване в зале, слышали, вздрагивая, то всхлипы, то нервное, порывистое распахивание, хлопанье двери, то вскрики, спадавшие до шепота. Михаил Евгеньевич тяжело дышал, молчал, изредка умным, многоопытным глазом косился на скрючившегося Илью, который, сдавалось, хотел, чтобы его не было заметно.

Но генерал молчал через силу, потому что боялся – может сорваться и жестоко обидеть Илью, которого искренне любил, помнил маленьким приветливым мальчиком. Михаилу Евгеньевичу было, несомненно, горько. Он впервые почувствовал себя старым и уставшим. Кому в этом мире верить? – быть может, думал он.

Не поднимая глаз, спросил у Ильи:

– Скажи, сынок, ты… такое… с Аллой?

Илья пригнулся ниже. Генерал шумно выдохнул.

Появилась всклокоченная, заплаканная Софья Андреевна:

– Зайдите сюда, молодой человек.

Илья рванулся, запнулся о край жесткого, толстого ковра и стремительно, но в неуклюжем полуизгибе подлетел к Софье Андреевне. Она брезгливо наморщила губы, слегка, но грубо оттолкнула Илью, уткнувшегося головой в ее бок, с грохотом распахнула дверь в комнату Аллы и властно перстом указала "молодому человеку", где ему следует встать. Плотно прикрыла дверь, оставив Михаила Евгеньевича одного.