Александр Абердин - О, этот дивный, юный мир

В это утро Виктору Борисовичу Боброву не везло с того момента, как только он вышел из спальной. Пока он неторопливо принимал душ, а затем не спеша брился, его старший сын тишком умыкнул из гаража его бимобиль и умчался на нём по своим делам, сообщив главе семейства Бобровых об этом по видеофону лишь тогда, когда тот сел завтракать. Стоило же ему жалобно посмотреть на жену, как та немедленно заявила:

— Виктор, не гляди на меня так! Добирайся на работу на чём угодно, но своей машины я тебе не дам. У меня через сорок минут последний сеанс омоложения кожи и я не могу его пропустить. Ты же не хочешь, чтобы я выглядела старухой, милый?

Вслед за матерью и дочь тоже сказала:

— Пап, даже и не пытайся подкатываться ко мне. Мне лететь совсем в другую сторону. Возьми Вовкин скутер, а ещё лучше вызови такси, пока не поздно.

Вовка сурово отрезал:

— Батя, у меня на скутере антиграв накрылся, а резина гладкая, спортивная, поэтому ты на нём далеко не уедешь. Так что ты действительно давай, вызывай лучше такси, пока не начался массовый вылет пеньков на природу или ещё куда-нибудь.

Пеньками младший сын Боброва называл пенсионеров, которых в их респектабельном и благополучном районе в последнее время развелось просто сверх всякой меры. Правительство в очередной раз снизило первый пенсионный возраст с пятидесяти пяти до пятидесяти трёх лет с целью трудоустройства молодых специалистов и более половины его соседей автоматически оказались не у дел. Объяснялось это тем, что нужно трудоустраивать молодёжь, да, тут ещё были увеличены рабочие квоты для тех людей, кому перевалило за сто лет и кто снова начал трудиться. В общем пеньками в одночасье стало множество совсем ещё не пожилых, энергичных и полных сил людей, которые надеялись, что им удастся поработать ещё хотя бы два года, чтобы закрепить за собой рабочее место на будущее. Увы, но большинству его соседей не повезло. Они родились в отличие от Виктора Борисовича на три года раньше и потому уже были пенсионерами, а он мог работать ещё целых три года.

Памятуя о том, что у него в этом квартале уже было два опоздания на работу, а за третье ему могли сделать замечание сотрудники службы занятости, которые очень не любили злостные нарушения трудовой дисциплины, он немедленно подошел к видеотелефону и набрал номер службы вызова такси и как только миловидная дама появилась на экране, объявил ей, что даже готов оплатить полёт такси к его дому, лишь бы то прилетело поскорее и та, сжалившись, сказала, что машина будет возле его дома через семь минут, но они растянулись на целых двадцать. Хотя на работу Виктор Борисович в это утро всё-таки так и не опоздал, он здорово перенервничал, но тем не менее с широкой улыбкой на лице бодрой походкой вошел в свой отдел маркетинга компании «Новатех», начальником которого являлся, поприветствовал свою дружную команду и важной походкой прошествовал в кабинет. При этом он с тревогой заметил, что старший маркетолог Дудкин улыбается слишком уж радостно.

Впрочем чего бы это Дудкину не улыбаться, ведь ему было только тридцать семь лет и у него имелось на иждивении трое не просто несовершеннолетних, а малолетних детей. Уж его-то владелец компании при всём своём желании не сможет выставить за дверь. Старший маркетолог Дудкин хотя и не был очень уж хорошим специалистов, всё же отличался какой-то совершенно невероятной предусмотрительностью. Он даже спланировал рождение своих детей таким образом, что его старшей дочери было сейчас двенадцать лет, а самому младшему сыну всего два годика и таким образом до того момента, пока ему не исполнится двадцать один год, Дудкина с работы никто не посмеет выгнать и он таким образом сможет работать до пятидесяти шести лет.

Виктор Борисович об этом в своё время не подумал и теперь все трое его детей были уже совершеннолетними, но при этом никто из них не работал. На их достатке это никак не отражалось, но и иждивенцами они всё равно не были, поскольку получали социальное пособие лишь немного меньше пенсии его жены, а вот его возраст уже был близок к критическому. Полтора месяца назад ему исполнилось ровно пятьдесят лет, но выглядел он в самом худшем случае на тридцать пять и был здоров, как бык. Увы, но внешний вид и его физические кондиции через три года уже не будут играть никакой роли. Закон есть закон, — молодым нужно было давать дорогу, да, и о стариках, которые в свои сто и даже двести лет выглядели ничуть не старше его, а зачастую много моложе, тоже были нужны рабочие места.