Тимофей Ермолаев: Рассказы

— Ну, по крайней мере, ты в гораздо меньшей степени, чем я, — галантно произнёс Алексей, но переводчик даже не заметил его комплимента.

— Все одинаковые, — вздохнул Эрих, усаживаясь во второе кресло. — Но что поделать?

— А что тут сделаешь?

Они помолчали.

— Хотя… — Алексей некоторое время посвятил рассматриванию девушки в лёгком белом платье. — Хотя можно поступить вот так: собраться и пойти по дороге из жёлтого кирпича в изумрудный город, как некоторые. Кому сердце нужно, кому храбрость, кому мозги…

Эрих задумался. Поэт меж тем продолжал разглагольствовать:

— Но мы ж ленивые… Не пойдём никуда. Разве мы можем оторвать свою задницу от такого удобного, мягкого кресла? Которое нежно принимает в свои объятия твоё уставшее и вялое тело? Да ещё если рядом корыто с вкусными и ароматными помоями?

— Неужели мы такие? — грустно покачал головою Эрих. — Старые ленивые жирные тупые свиньи…

— Хрю! — сказал вдруг Рюмин.

Эриху показалось, что в глазах друга постепенно разгораются весёлые огоньки.

— А ну-ка, дай бумагу! — потребовал Рюмин.

В первую секунду Атенин почему-то подумал, что поэт просит туалетную бумагу, но через мгновение понял, что ошибся, однако, ему стало неудобно за своё замешательство.

— На столе, возле клавиатуры… — пробормотал он.

Рюмин завладел бумагой и вытащил из кармана шариковую ручку. «Неужели наш нехитрый разговор вдохновил его на написание новой поэмы?» — обрадовался про себя Эрих. Впрочем, обычно всё происходило иначе. Частенько Алексей Рюмин сочинял что-то экспромтом, потом записывая стихи на бумаге. Иногда же, наоборот, он запирался у себя в квартире и не выходил несколько дней кряду, а потом всем показывал исписанную вдоль и поперёк тетрадку.

Процесс творчества был недолог. Однако, когда Алексей закончил, его плечи опять гордо развернулись, а на лице опять появилось чувство уверенности и умиротворённости. Он поднялся, откашлялся и объявил:

— Стих.

Эрих с улыбкой приготовился слушать. И вот что он услышал:

Закончив декламацию, Алексей чинно поклонился и вновь сел. Эрих некоторое время не мог произнести ни слова. Поэт со скромным видом ждал первых отзывов.

— Ну… Алексей, теперь я тебя сразу уважать начал, — Эрих попробовал перевести всё в шутку.

Но почему-то Алексей не понял шутки. Мало того, Эриху показалось, что его заминку с ответом друг принял за восхищение.

— Заметь, я первый такое придумал, — молвил он. — Теперь я пойду. Поспешу в редакцию, может быть, ещё успею, в завтрашнем выпуске напечатаю.

Эрих не знал, что и сказать.

— Хрю! — сказал Алексей Рюмин, крепко пожал Эриху руку и умчался прочь. Словно реактивный самолёт. Вслед за ним, ноги Эриха сами вынесли своего хозяина на лестничную площадку. Опомнился переводчик только на первом этаже. Рюмина уже и след простыл.

— День добрый, — поздоровался с Эрихом сосед, Моисей Мстиславович Дюг, который жил несколькими этажами выше него. — Не правда ли, замечательная погода?

— Хрю! — ответил Эрих. — Хрю-хрю…

28 июля 2008 г.

— Привет! А я ёлочку купил!

На пороге стоял Алексей Рюмин. Лицо его расплылось в широкой улыбке. В мощном кулаке он сжимал какое-то потрёпанное хвойное растение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось вовсе не елью, а сосной. Эрих Атенин, обречённо вздохнул и посторонился, пропуская друга в квартиру. Алексей мощно двинулся вперёд. От него пахло морозом и пивом. На ковёр посыпались сосновые иголки.

— Привет, привет… — запоздало отозвался Эрих.

Рюмин, молодой, но широко известный в узких кругах поэт уселся в кресло. Хозяин устроился во втором кресле напротив. Фигура Алексея дышала здоровьем и бьющей ключом энергией. Эрих же был вял и безрадостен. В комнате царил беспорядок. Повсюду валялись раскрытые книги вперемешку с фантиками от конфет. Рюмин недолго думая протянул руку, взял со стола конфету и отправил её в рот, фантик от неё он почему-то спрятал в карман.

— А я стих новый написал. О жизни, — сообщил поэт, оглядываясь в поиске новой конфеты. Но, похоже, конфет больше не осталось.

— А я… вот… — Эрих развёл руками.

— Что? На носу праздники, а ты хандришь? Смотри, какая ёлка! — Рюмин постучал деревом об пол.

— У меня депрессия, Алексей Андреевич… За целый месяц не перевёл ни строчки.