Тимофей Ермолаев - Сказки злого сказочника

Давид очертил лопатой на чёрной земле прямоугольник и задумался. Бледное лицо мальчика, как обычно, было печально. Тонкие, словно лапки паука, пальцы привычно сжимали обугленный черенок небольшой лопаты. По лицу Давида пробежала тень — сегодня было облачно, и неугомонный ветер гнал бесконечные караваны пушистых облаков куда-то вдаль, в невиданные страны. Давид был мальчиком десяти лет от роду, нелюдимый и мрачноватый характер которого мешал завести ему друзей, и потому в такой пригожий весенний день ему приходилось играть одному, в свои странные, придуманные им самим игры. В чём заключалась сегодняшняя игра, глядя со стороны, пока ещё сложно было сказать.

Давид сидел на траве, поджав под себя ноги, и смотрел на нарисованный им на земле прямоугольник. Лопата лежала рядом. Ласково светило солнце, ещё не совсем проснувшееся после затяжной зимы, прохладный ветер шевелил спутанные волосы мальчика, словно пытаясь причесать его. В воздухе пахло весной. На кустарниках и деревьях вокруг появлялись первые почки и листья. Среди корявых ветвей гудел одинокий шмель. Где-то далеко зашлась в истерическом лае собака, но, захлебнувшись, умолкла.

Давид посмотрел куда-то вдаль и что-то беззвучно прошептал. Его верхняя губа была испачкана чем-то жёлтым — на завтрак была яичница. Правда, Давид уже не помнил, что он в спешке глотал, не жуя, торопясь остаться вдали от всех, вдали от этого пыльного, скучного, ненавистного города. Шмель в своём бестолковом полёте подлетел ближе, и его жужжание привлекло внимание мальчика, который всё ещё шевелил бескровными губами. Давид поморщился, потом поднял левую руку на уровень своей головы и выставил вверх, в небо, два пальца. Шмель тут же умолк.

— Где Давид? — проворчал молодой мужчина, доводившийся маленькому отшельнику старшим братом.

Часы на ратуше как раз в этот момент начали бить. В унисон с ними начал трезвонить и храмовый колокол, и невозможно было сказать, кто начал извещать горожан о полудне первым.

Мать вытерла испачканные мукой руки о клетчатый передник и пожала плечами.

— Играет где-то с друзьями, — как-то равнодушно предположила она.

— Нет у него друзей, — ворчливо известил Виктор. — А кто мне будет помогать в мастерской?

Не дожидаясь ответа матери (та, впрочем, и не собиралась отвечать), старший брат вышел на улицу. Кивнув весело размахивающему метлой дворнику, он засунул в рот сигарету, достал спичечный коробок, но в нём оказалось пусто. Раздражаясь всё больше, Виктор случайно посмотрел вверх. Вдруг его лицо исказилось от гнева, а крупные кисти сами собой сжались в кулаки.

— Проклятая Клавдия! — вырвалось у него.

Дворник, услышав, тоже посмотрел наверх.

— Проклятая Клавдия! — с не меньшими чувствами повторил и он, сплюнул, швырнул метлу на мостовую и удалился, гневно стуча подкованными сапогами по булыжникам.

Мимо Виктора, обдав его запахом бензина, проехал автомобиль. В окне на третьем этаже показалось розовое лицо господина Нарзона, преуспевающего адвоката по семейным делам. Глаза на этом лице тоже были обращены в небо. Бормоча проклятия в адрес некой Клавдии, господин Нарзон закрыл окна и задёрнул изнутри шторы.

Неожиданно откуда-то сверху упала пустая консервная банка и, грохоча, подкатилась к ногам Виктора.

— Смерти нет, Нави, — прошептал мальчик, склонившись к земле; его губы почти касались чёрной земли. — Смерти нет…

Это была какая-то игра, какая-то чудная, непонятная игра, в которой мог быть лишь один участник. Давид провёл рукой под носом. Шмель опять вроде бы загудел, но тут же снова затих. Мальчик, выпрямившись, нарисовал пальцем на земле, посреди начерченного ранее прямоугольника такой символ:

Потом он обвёл вокруг этого знака, отдалённо похожего на лодку с парусом, окружность против часовой стрелки.

— Нави! — опять тихо позвал мальчик кого-то, слегка наклонившись вперёд.

Подождав немного, Давид взял в руки лопату, поднялся на ноги и начал копать. Солнце посылало вниз свои живительные лучи. Вскоре лопата наткнулась на какие-то доски, почерневшие и основательно попорченные временем и сыростью. Он осторожно расчищал от земли находку. Когда он закончил, перед ним получилась довольно аккуратная яма прямоугольной, как первоначальный контур, формы. Дно ямы было прикрыто подогнанными друг к другу дощечками. Волосы на лбу Давида слиплись от пота. На обеих его щеках появились грязные полоски. Отложив лопату, он снова присел рядом с ямой.