Эмманюэль Роблес - Однажды весной в Италии

Вскоре в часовенку, чуть сгорбившись, во всем черном, вошла какая-то женщина, скрестив руки на груди и спрятав ладони под мышки, чтобы немного их согреть. Она шепнула Сент-Розу, чтобы он следовал за ней в ризницу. Там и стояла Мари со старым священником, который поздоровался с Сент-Розом и исчез. В ризнице было так холодно, что у Сент-Роза сразу сдавило виски.

— Мари! — воскликнул Сент-Роз, взяв ее за плечи.

В ответ она печально улыбнулась ему, и несколько секунд они молча стояли, глядя друг на друга. Сент-Розу показалось, что она стала еще более красивой, более земной и сияющей. Из-под шапочки ниспадали ее длинные волосы, и ему так хотелось зарыться в них лицом. Высоко под самым потолком висела огромная потемневшая от копоти картина, изображавшая ночь в Гефсиманском саду.

— Может, пойдем в другое место? — спросил он.

— Мне нужно встретиться здесь еще с одним человеком.

Сент-Роз знал, что и на этот раз она тайком ушла с работы и что ей дорога каждая минута.

У стены стояли хоругви с золотым шитьем, вышивка на них сверкала, и холодом, казалось, веяло от темной живописи, находившейся выше. Мари сказала, что брала недельный отпуск, чтобы на свободе заняться розысками Филанджери, но, хотя имя его не значилось ни в одном из самых подробных списков заложников, которые ей удалось раздобыть, следов его не было нигде, даже в тюремных лазаретах. Возможно, Филанджери вывезли в Германию, но это предположение до сих пор ничем не подтверждалось. К тому же капитана Рителли перевели на Север, и Мари лишилась его ценной помощи. Она упросила Джину и Адриано поговорить с Таверой. Тот мог по крайней мере помочь выяснить место заключения. Но Тавера отказался.

— Разве Фило не выставил меня за дверь? Да или нет? Там, за дверью, я и останусь.

Мари рассказала и о том, что в последовавшие за покушением и репрессиями дни любые попытки хлопотать в официальных инстанциях вели лишь к бесконечному ожиданию и безрезультатным встречам. Повсюду низость, безразличие, лицемерие. И все же Мари будет искать Филанджери наперекор всем препятствиям, и ее вера в успех не иссякла. Но эти новости огорчили Сент-Роза.

Когда Мари узнала, что на следующий день он уезжает в Сульмону, у нее вырвалось:

— Берегите себя, Жак! Прошу вас.

— И вы тоже себя берегите, — ответил Сент-Роз, взволнованный тем, как она это сказала.

Оставалось несколько часов до их разлуки. Неужели она не догадывалась, какое могучее чувство проснулось в нем?

— Я вернусь, — сказал Сент-Роз. — Вернусь ради вас.

— Ради меня?

Мари улыбнулась без всякого кокетства, и он подавил в себе желание прижать ее к груди, заключить в свои объятия.

— Освобождение Рима для меня неотделимо от встречи с вами. Они неотделимы друг от друга, как любовь и свобода.

За легкостью тона он постарался скрыть тревогу. Мари смотрела на него сейчас очень серьезно, несколько раз кивнула головой — видно было, что и она взволнована не меньше его.

— Не говорите так, — сказала она под конец. — Я не легкомысленна, и есть слова, которые имеют для меня абсолютный смысл.

— Как и для меня.

Она задержала на нем взгляд, словно желая убедиться, что он говорит искренне. Глаза ее лихорадочно заблестели, щеки внезапно покрылись румянцем. И его пронизал трепет, он ощутил бурный бег крови. В эту минуту снова появился старый священник и подал знак пальцем. Он был почти лыс, только по бокам на голове еще сохранились серые прядки.

— Меня ждут, — сказала Мари. — Пора идти.

— Мари!

Мари молчала, словно прислушиваясь к эху, которым отозвался в ней этот возглас, полный тоски и страсти. Потом она сказала:

— Возвращайтесь, Жак.

— Вы этого действительно хотите?

— Да.

— Скажите еще раз, что вы на самом деле этого хотите.

— Хочу всем сердцем.

Он взял ее руки и поцеловал их, одну за другой.

— Я вернусь, Мари.

— Я уже жду вас.

При этих словах она слегка придвинулась к нему и коснулась губами его губ. Это было едва уловимое прикосновение, но он успел почувствовать ее дыхание, вдохнуть нежный запах ее кожи. Мари отстранилась, толкнула дверь, и ему показалось, что хлынувший поток света исходит не из соседнего помещения, а от нее самой, от ее тела.

На следующий день лицо Мари уже грезилось Сент-Розу среди заснеженных вершин и серебристых утесов Абруцци. Он вел большой «фиат» в качестве шофера министерства финансов. В зеркальце он видел Луиджи в тяжелом пальто и серой шляпе. Шея у него была обмотана шарфом, а длинный нос побелел от холода. Луиджи сидел задумавшись и больше, чем обычно, напоминал старого, мудрого грифа. Они выехали рано. Сент-Роз, как было условлено, явился в палаццо, где с вечера во дворе ожидала готовая к отъезду машина, и распрощался со всеми домочадцами. Слезы маркизы — она наконец поправилась, — сердечные пожелания Джакомо и Софии. И улыбка Сандры, даже не осветившая ее лица. Сент-Розу она показалась усталой, лицо было помято, будто она провела бессонную ночь. Но Сандра уже отошла далеко, в самую темную область его памяти, а мысли его витали вокруг Мари.