Эмманюэль Роблес - Это называется зарей

— Чего вы хотите от меня, доктор?

Валерио поднял руку, как бы говоря: «Да разве я знаю?», однако рука показалась ему тяжелой, словно затянутая огромной латной рукавицей. Итак, стало быть, выхода нет. Пьетро внимательно смотрел на доктора.

— У меня идея, доктор.

— Какая?

— Мой двоюродный брат через неделю должен вернуться из Палермо. У него маленький парусник. Он плавает между Салерно и Сицилией. Если вы оплатите путешествие, я уверен, он согласится взять Сандро и доставить его в Тунис или в Алжир. Чтобы управлять его судном, нужны два человека. Я поплыву вместе с ним и Сандро, чтобы на обратном пути брат был не один. Все должно получиться.

— Да, — сказал Валерио. — Я оплачу путешествие. Ты уверен, что твой двоюродный брат согласится?

— Уверен. Все будет просто, вот увидите. Мы отчалим от берега глубокой ночью. Вы кого-нибудь знаете там, на том берегу?

— Знаю? Да… В Тунисе.

— Надо предупредить его, чтобы он помог Сандро на первых порах.

— Я предупрежу.

Проблемы больше не было. Сандро будет спасен. Клара будет спасена. И снова им овладело оцепенение. Он уже не знал, откуда доносится грохот, который он слышит, действительно ли от второго состава вагонеток, выехавшего на площадку под окном санчасти?

— Пойду в столовую. Значит, договорились, доктор?

— Приходи ко мне вместе со своим двоюродным братом. Когда стемнеет. Пройдете через сад, ладно?

…Он остался один. Суждено ли и ему когда-нибудь отправиться в Южную Америку, распластавшуюся в океане, словно благодатный рай? В Южную Америку вместе с Кларой, которая станет еще моложе и красивее, чем всегда, еще любимее, да, с Кларой, после того как кончится эта агония, потеря всей его крови. В этот час, должно быть, заканчивается погребение Гордзоне среди могил, уже поросших весенней травой. И тут вдруг между живых стеблей его воспоминаний промелькнул поддельный: Анджела!.. Скоро вернется Анджела! Валерио встал. Значит, конца еще не видно! С маленькой площади до него доносились крики. Ему почудилось, будто его осаждает огромная толпа, освистывая его и требуя смерти.

— Да что с тобой, дорогой? Почему ты такой грустный и нервный?

Клара задержала его, когда он уже собрался уходить. «Прекрасные глаза! Нежная душа!» — подумал Валерио, поглаживая ее плечо. Надо было успокоить ее, рассеять это беспокойство. «Я вымотался до предела!»

— Со мной ничего, Клара. Может, я немного устал.

— Хорошо! Поедем в субботу в Буджеру. Отдохни хотя бы два дня…

— А мои больные? Ты хочешь, чтобы я их бросил?

Улыбнувшись, он привлек молодую женщину к себе. Но в голове у него с молниеносной быстротой крутилась страшная фраза: «Я не смогу жить вдали от тебя; так долго и так далеко…» Она скручивалась, раскручивалась и снова скручивалась, ему никак не удавалось забыть эту фразу. Казалось, она навечно запечатлелась в его измученной душе. «Soffite di nevralgie, mal di testa, mal di denti, dolori periodici?.. Antidolorifico Veramo!» [22] Страдаете от невралгии, от головной боли, от зубной боли, возникающей периодически?.. Обезболивающее средство Верамо! (итал.) Хорошо, хорошо! Одна таблетка, и всякая боль исчезнет. А как быть с моей?

— Мы поедем в Буджеру. Обещай мне, — настаивала она.

— Ладно. В субботу едем в Буджеру. Но погода будет плохая.

— Тогда мы проведем время в нашей маленькой гостинице. Будем смотреть на море.

— Надеюсь, чтобы скрасить наше пребывание там, ты позволишь нам заняться другими играми?

— Всем, чем пожелаешь, любовь моя.

Она прижалась к нему.

— Как я тебя люблю! — сказала она тихо с затаенным оттенком страдания в голосе. — Без тебя я ничто, Луиджи. Вдали от тебя я не живу, я становлюсь тенью…

— Клара, — взволнованно прошептал он, ощущая резкие и частые удары сердца.

Голова Клары лежала у него на плече, от ее волос пахло вербеной. Он чувствовал нежное прикосновение груди Клары, словно две легкие птички опустились на его собственную грудь.

«Женщина! Женщина!» — чудился ему чей-то голос, а солнце тем временем разливалось по полу, словно лужа крови.

— Что со мной станется без тебя, дорогой?

Все тот же шепот раздавался теперь у самого его уха.

— Что со мной станется без тебя? Все опустеет и потеряет смысл, любовь моя, любовь моя…

В самом сердце вспыхивали тысячи и тысячи огоньков, оторвавшихся от солнечного потока, лившегося в окно на большие красные плитки пола.

— Без тебя я пропаду!..

Это было похоже на вырывавшийся из глубины пропасти зов, приглушенный расстоянием, и все-таки он его понимал, о, как он его понимал, словно в другой жизни испытал уже эту горечь одиноких дней, убогих ночей, минут, когда опустошенная душа внезапно жаждет смерти! Он поднял голову Клары и увидел, что она плачет. Тогда он нежно поцеловал ее и стал успокаивать, точно отчаявшегося ребенка.