Журнал - «Подвиг» 1968 № 05

Через несколько минут в кабинет вошел невысокий мужчина средних лет. Он мягко пожал Климову руку, поправил пенсне и сел в большое кожаное кресло, как в нору спрятался. Молча слушал начальника и Климова, а в ответ только поблескивал своими стеклышками. Когда все было переговорено, Фалин, протирая пенсне и беспомощно щуря воспаленные глаза, сказал:

— Все понял. Проверить обстановку и посмотреть, не гусарят ли мальчики. Предлагаю легенду. Я, — он встал и выпятил грудь, — бухгалтер или кассир, растратчик. Деньги на исходе, раньше гулял в «Максиме», «Праге» и «Яре», теперь опустился до третьеразрядного заведения. Хорохорюсь, — Фалин поднял подбородок и развинченной походкой прошелся по кабинету, — но и боюсь. — У него пьяно задрожали губы, он уцепился за рукав начальника. — Слушай, друг, сколько стоит хороший паспорт? Начальник обнял Фалина за плечи и гордо взглянул на Климова.

— Видал? Только где же мы денег возьмем для этого гуляки? На исходе-то на исходе, а деньги нужны. Червонца три я найду…

— У нас есть, — перебил Климов, — я как получил на нужды отдела, так и не трогал.

Климов врал. Все казенные деньги он до копейки отдал Панину и Лаврову. Была собственная зарплата, и можно было собрать с ребят.

Фалин хитро подмигнул и сказал:

— В районах деньги вообще не нужны, и начальник там зарплату пять раз в месяц получает.

Климов понял, что его ложь не удалась, и постарался замять разговор.

Товарищ начальник, отпустите Фалина прямо сейчас. Мы с ним еще потолкуем, уточним детали, то да се.

— Кто его держит, — сказал начальник, — получи в кассе деньги и отправляйся. И чтобы в четверг утром был на работе. Никаких опозданий.

Через час они вместе вышли из управления и переулочками направились в сторону Никитских ворот, где жил Фалин. Шли, покуривая, не торопясь, изредка роняя незначительные фразы.

Климов со страхом думал о возвращении в ненавистный кабинет. О телефоне и часах, об учебниках, которые придется вытащить из дивана, о ребятах — может, они звонили. Неужели ему, Климову, теперь придется всю жизнь прятаться за чужие спины? И ждать. Круглые сутки ждать. Думал о Фалине, бодро шагающем рядом. Кто он? Чем занимался до революции? Почему работает в уголовном розыске?

Фалин будто почувствовал, что о нем думают, хлопнул Климова по плечу и сказал:

— Выручил ты меня, Климов. Прямо надо сказать — спас. С утра и до утра допрашиваю. Решило начальство, что у меня талант к этому делу. И вот целыми днями одно и то же. Охрип, рука не пишет. Веришь ли, — он остановился и опять хлопнул Климова по плечу, — сидеть устаю, подушку под задницу подкладываю. Для меня твое дело — курорт. Кстати, приметы и имена твоих ребят я помню, а какой пароль?

— Нет пароля. Не договаривались мы. — Климов задумался. — Передашь привет от бати из Киева. Так и скажи: кланяется, мол, батя из Киева. Это начальника у них «Батей» зовут. Если они позвонят, я предупрежу.

— Понял. Дальше не провожай. — Фалин остановился и протянул руку. — Вечером отправлюсь, а утром позвоню. Лады?

— Лады, — сказал Климов и вздохнул. — Буду ждать.

В кабинете ничего не изменилось. Климов проверил, работает ли телефон, и завел часы, из дивана достал учебники, разложил их перед собой, а наган забросил в стол, закурил трубку и приготовился к худшему: сутки никаких известий.

Трубка не успела погаснуть, как телефон лязгнул и мелко затрясся, как ипохондрик в приступе кашля.

— Слушаю, — сказал Климов.

— Вася, здравствуй. Как поживаешь? — раздался издалека голос Панина. — Зайди через час, пропустим по рюмочке.

На условном языке это означало, что Климов должен быть через час в квартире на Зубовской площади.

Климов пришел на пятнадцать минут раньше, но Панин уже был на месте. Он сидел верхом на стуле и сиял всеми веснушками.

Климов думал начать с выговора, но вместо этого схватил мальчишку за плечи, хотел обнять, передумал и дал подзатыльник.

— Ах так! — Панин рванул Климова за руку, сделал подсечку, но не удержался и тоже шлепнулся на пол.

Так они и сидели на полу друг против друга, улыбались и молчали. Первым взял себя в руки Климов. Он вскочил, дернул Николая за рыжий вихор и кивнул на стол.

— Садись, атаман, докладывай. Подробно и коротко. Начни с причин, по которым больше месяца не являлся. В телефон влюблен? А если кто увидит, как ты по телефону разговариваешь? Кому ты звонишь?

— Так, значит, — Николай потер руки, откашлялся. — Как мы и договаривались, пришел я в трактир, нашел хозяина, поклонился низко и передал письмецо, которое вы мне дали. Отец Василий читает и на меня поглядывает, потом перекрестился, обнял меня и говорит: «Великий ты мученик, Николушка. А отец твой — святой человек». А не являлся я, так как отец Василий этого не любит, чтобы от дела куда отлучались. Доверяет. Полностью доверяет. Даже ключи от кассы дает. Но будь мил, — он развел руками, — будь всегда на месте. Только он все удивляется, что рыжий я: качает головой и вздыхает: «Матрена, Матрена, грешница ты великая».