Энн Ветемаа - Реквием для губной гармоники

Да, стоп! Рассуждения о рассуждениях тоже ведь рассуждения. Много говорилось слов о свободе воли, но от этого никто не стал свободнее. Свободен ли вот этот восемнадцатилетний мужчина, что посапывает тут под сенью божьей благодати? Довольно, хватит! Пустая болтовня, пустое дело, все пустое. Надо спать!

— Проснись, мальчик! Посмотри, кто к нам в гости пожаловал. Скажи дяде «здрасте»!

Голос Хейки. Не пойму, сон это или нет. Голова раскалывается. Чертов самогон, не надо было его пить. Нет, очевидно, это не сон. К сожалению. Но я все-таки не могу понять, что Хейки нужно от меня. Не дает человеку поспать.

— Эй, Арне! Поздоровайся с дядюшкой из деревни.

— Какой еще к черту дядюшка?

Я открываю глаза. В церкви прохладный полумрак. Дверь полуоткрыта, и розовая полоска света проникает в церковь. Значит, только что взошло солнце. А что это там за нетрезвая личность? Я сплевываю. Какая разница, кто это. От чертова самогона голова болит в том самом месте… куда я ударил Курта. Эта мысль приводит меня в чувство.

— Ни та, ни другая сторона не проявляет особого восторга, — констатирует Хейки и запирает дверь.

Человек в кожаной куртке нерешительно подходит ближе.

— Ну, Арне, ты что, не узнаешь своего любимого хозяина? Извините, господин Йоханнес, он еще не совсем проснулся.

— Да ладно… Невелика важность…

Я кое-что начинаю понимать. Йоханнес здесь? Он же нас выдаст! Вскакиваю и тут же приседаю от боли: колено!

— Здорово больно, да? — спрашивает Йоханнес. В его голосе что-то фальшивое. — Ежели б я знал, захватил бы бинтик… И йоду.

Йоханнес нерешительно садится на церковную скамью. Хейки тоже садится метрах в пяти-шести от него. Я замечаю — у Хейки из кармана торчит пистолет. Откуда он, черт возьми? Ах, да, это же пистолет Курта.

— Ну и осел этот наш… наш «славный малый», — говорит вдруг Хейки устало. Теперь я вижу, что глаза у него красные и веки припухли. На лице складка — отлежал во сне. — Ах, йоду… Смотрите, какая заботливость! Покорнейше благодарим, — раздается ехидный голос Хейки. — Обойдемся — йод у нас есть, бинты тоже. Мы и с вами можем по-братски поделиться. Эстонские братья и овцы господни в тяжкие дни испытаний забывают свою вражду и служат друг другу опорой, так говорит Якоб.

— Ты что, Хейки, кривляешься! Чем я виноват? Так же прячусь, как и вы, — говорит Йоханнес.

— А что тебе остается? Тут до нас кое-что дошло…

— Что дошло? — На лице Йоханнеса удивление.

— Ну, как ты за нами рыскал и гонял по нашим следам до седьмого поту.

Я понимаю, что Хейки просто берет на арапа.

— Я? Гонял по следам? Ты, парень, не бреши. Ни по каким следам я не гонял…

Йоханнес вскакивает и в возбуждении расхаживает взад и вперед. Очевидно, Хейки попал в точку.

— Ходи себе, прогуливайся, дверь у нас заперта. — Хейки встает, вынимает из двери ключ и кладет его в карман.

— Ну, приказали мне, грозились расстрелять, если я за три дня не найду вас… Да я и не искал, только вид делал, что ищу. Вот прошло три дня, сам пришел к Якобу просить, чтоб спрятал.

— Чертов осел, осел, осел этот Якоб! — бормочет Хейки и поворачивается ко мне: — Слышу сквозь сон, будто стучат. Вскакиваю, открываю дверь — вроде голос Якоба. И точно, он. Таинственное лицо. Зовет меня к себе в дом, — а там этот фрукт сидит. И пошло: «Эстонские братья и овцы господни» и всякие такие слова…

— Что ж такого, мне тоже спрятаться нужно было. Почем я знал, что вы тут уже сидите…

Теперь в голосе Йоханнеса звучит искренность. Он снова садится. Я слышу запах его одежды, это крестьянский запах: запах сена и навоза, — так пахнет в наших сенях. Хороший запах. «Кристина…» — снова вспоминаю я.

— Вот теперь, дорогой сосед, я тебе верю — ты не знал. Иначе ты уж давно был бы тут. И не один…

— Да нет, я бы вас не выдал, — тянет Йоханнес. На фоне светлого окна он кажется огромным, как медведь. Хорошо, что у нас есть пистолет…

Тишина. Солнце поднимается выше. На спинку скамьи ложится первый солнечный зайчик.

— Курево у тебя есть? — спрашивает Хейки.

— А как же.

Йоханнес лезет в карман, вытаскивает пачку — почти полную пачку — и протягивает ее Хейки. Хейки пересчитывает сигареты.

— Тринадцать. Несчастливое число, Йоханнес. Ну, хорошо, что у тебя хоть курево есть. Шесть штук я забираю. Эстонские братья всем должны делиться, так ведь?

Йоханнес не отвечает. Я смотрю и глазам своим не верю — Хейки закуривает. Он, видно, читает мои мысли:

— Теперь все равно… Накрылась наша «Тихая обитель»!