Энн Ветемаа - Реквием для губной гармоники

Хейки между тем подобрал валявшийся около лестницы пистолет и прохрипел мне в ухо:

— Чего ты тут дожидаешься, псих чертов?

Мы уже напрямую пересекли жнивье и входили в лесок, когда я оглянулся. Йоханнес стоял в воротах. Казалось, он размышлял — пуститься вдогонку за нами или нет; наконец подобрал с земли увесистый камень и, несмотря на то что мы давно вышли за пределы попадания, кинул его в нас. В другое время все это было бы забавно…

— Жалко велосипед-то? Будем живы, я его тебе налажу. Ладно? — справляется Хейки, точно угадав мои мысли.

— Ни к черту он теперь не годен, только на помойку… Да чего ты сейчас завел об этом барахле…

— Хейки, дай я тоже попробую курнуть! Я чуть-чуть… Затянусь разок и отдам тебе. — Вообще я не курю, но сейчас захотелось.

Едкий табачный дым врывается в легкие. Я кашляю. Хейки смеется.

— Не слюнявь сигарету!

Йоханнес смотрит и тоже улыбается.

— Ну, Арне, хватит! — говорит Хейки.

Я отдаю ему окурок.

Настроение у Йоханнеса, кажется, немного улучшилось. Во всяком случае, он отрезает себе ломоть хлеба и начинает жевать. Мы смотрим на него со слабой надеждой. Может быть, все обойдется. Советские войска ведь приближаются.

— Слушай, а русские далеко?

— Красные? Конечно, вы их ждете… Ну да, чего же вам их не ждать…

Он уже не злится, он скорее грустен. Ему ведь некого ждать, думаю я, и мне становится немного жаль Йоханнеса, который хотел меня выдать.

— Не обжирайся, оставь место для обеда, — советует Хейки.

— Вон что, у вас и обед бывает?

— А как же. В отеле «Тихая обитель» на обед бывает не меньше трех блюд: картошка, салака, хлеб. И хлеб из чистой муки, без мякины. Еще бы кваску, и вот тебе полный обед заправского эстонского крестьянина.

— Ах, отель «Тихая обитель», — ухмыляется Йоханнес, дожевывая кусок. — Теперь не грех и вздремнуть…

— Мы спим за органом. Устраивайся на моем одеяле. Оно слева, клетчатое, — предлагаю я Йоханнесу.

— А ты?

— Мы вчера рано легли.

Йоханнес не заставляет себя упрашивать.

— Придется нам с тобой спать по очереди. И ночью тоже, — мрачно шепчет Хейки.

После обеда (на этот раз картошка, салака и кислое молоко) знакомим Йоханнеса с нашим распорядком. Собственно, объяснять нечего, в основном запреты, да и тех не так уж много. На колокольню Йоханнесу едва ли захочется лезть, большого желания сыграть польку на органе у него тоже, как видно, нет. Что касается курения, то уговор такой: курить за органом, не больше двух сигарет в день. Только две сигареты, даже в том случае, если удастся раздобыть у звонаря еще табаку. Знакомится Йоханнес и с ведром. Мы отмечаем, что при выполнении этой операции у него не возникает никаких сомнений. Нас это почему-то раздражает.

Много лет спустя я прочту рассказ о двух людях, которым пришлось провести всю зиму в эскимосском иглу. Один из них убивает другого, хотя раньше они были друзьями. Моя жена не верит, что возможно такое убийство, а я не сомневаюсь. Если бы мне пришлось долго жить где-нибудь в ледяном иглу вместе с Йоханнесом, это могло бы кончиться так же. Мне противен не только запах носков Йоханнеса и его манера пользоваться ведром — я не могу спокойно смотреть, как он чистит картошку. Это понятно: Йоханнес хотел меня выдать, пошел доносить немцам, но дело не только в этом. Я уверен, если бы Хейки вздумал меня выдать, — глупо, конечно, делать такие предположения, потому что Хейки не был бы тогда Хейки и я не знаю, каким был бы этот другой Хейки, — все это так, но если бы после предательства он был бы тем же самым Хейки, что и сейчас, то я даже предательство мог бы ему простить. А между тем его носки не чище, чем у Йоханнеса, и вдобавок у него отвратительная привычка ковырять в носу. Когда он задумается, он ожесточенно сверлит пальцем нос, и я с ужасом жду, что он насквозь проткнет ноздрю. И все равно Хейки чертовски славный парень!

По-моему, эта антипатия взаимная (кстати, Хейки тоже терпеть не может Йоханнеса, я это чувствую). Они уже несколько раз сцеплялись, но Хейки быстро прекращал спор. Вспышки возникают по самым пустяковым поводам, не из-за политики, не потому, что мы с Хейки ждем красных. Нет! За обедом Йоханнес ворчит, что картошка водянистая, плохой сорт (вот и сейчас я несправедлив: он не ворчит, а просто говорит, что сорт плохой и надо бы продать Якобу хорошего семенного картофеля). Я не могу сдержаться и начинаю издеваться: что же ты, дескать, не прихватил с собой мешочек? А Хейки тут же замечает, что Йоханнес жуткий скряга — он собирается продать Якобу картофель, тому самому Якобу, который дал нам убежище. Хотя, наверное, Йоханнес и не думал о продаже, а сболтнул по привычке. И опять вспыхивает ссора.