Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса

Выходит, совсем ассимилировался? Нет. Ничего подобного. Своих детей он устроил в школу-интернат на эстонской земле, чтобы они стали настоящими эстонцами. Сам каждый год проводил достаточно продолжительный отпуск в дубравах наших отцов и дедов… И по выходе на пенсию обещал вернуться сюда.

Вот, пожалуй, и все. Нашу наинатуральнейшую быль, хотя и смахивающую на притчу, можно было бы поведать много подробнее, гораздо интереснее, не в сжатом, конспективно-телеграфном стиле, но… просто недосуг. В конце-то концов в ваш приют приходят, чтобы писать о себе самом, а не о других. Предоставьте же Пенту такую привилегию. А он в качестве компенсации, чтобы сухая корка не драла горло, берет на себя смелость закончить главу белым стихом в подражание Якобу.

Они снова сидели в кабинете доктора Моорица. По всей вероятности, в последний раз. Все выглядело несколько торжественнее обычного: шахматные фигуры куда-то убраны, темные шторы наполовину задернуты. И на самом докторе темный костюм и галстук. Вероятно, по чистой случайности, а может быть, из-за Пента. Приятно ведь думать о собственной значимости. Даже кофейные чашечки оказались из одного сервиза, не как раньше, и серебряная ложка в сахарнице!

Впрочем, стоит ли упоминать о мелких деталях, когда сам Пент был охвачен ожиданием чего-то важного. В каком-то смысле «Тайная вечеря», разве что за скромным столом, где лишь кофе и сигареты.

— Ваше время, химик Пент, на исходе, — начал Карл Моориц. — Судя по всему, вы заметно окрепли, витамины и успокоительное помогли. Надо полагать, сон тоже наладился?

Пент кивнул. С бессонницей он совладал на вторую или третью ночь.

— В понедельник я приведу в порядок ваши бумаги, хотя почти не сомневаюсь в том, что вы в них не нуждаетесь… Но об этом после. — Карл Моориц усмехнулся по своему обыкновению и продолжал: — Вы здесь славно поднаторели. Интересно, какой бы вы поставили себе диагноз? Я предлагаю не мудрствуя лукаво невротическое состояние. Вероятно, вы предпочли бы нечто коническое или сферическое, но к сожалению, наша наука так далеко еще не зашла.

— Значит, как бы я сам себя диагностировал? Это бы вас повеселило?

— В какой-то степени. — И уже более серьезно доктор добавил, что испытывает чисто профессиональный интерес.

— Стало быть, в зависимости от моего диагностирования вы уточните собственный диагноз, продолжая меня наблюдать. Так следует понимать? — не без хитрости допытывался Пент.

— Вы хотели бы знать, продвинусь ли я вперед в зависимости от того, как вы реагируете на новое?.. Эх вы, устремленный в бесконечность… Наше время не бесконечно, у нас всего несколько часов, так как после отбоя вам надлежит спать. У меня-то вся ночь впереди, но я едва ли захочу посвятить ее вашей исключительной личности. Так что хватит разводить турусы на колесах и приступим к делу… Есть такая хороводная песня: «да, да, да, покажи-ка мне, чему ж ты научился». (Не попахивает ли от него алкоголем?) Итак, к делу.

— Насколько я понимаю, амнезия вас не устраивает…

— Существуют генерализованные расстройства памяти, встречается также амнезия, базирующаяся на истерии — почти всегда у женщин. Вы не подпадаете ни под ту ни под другую. Разве что ввести синдром Пента?..

— Вам не идет цинизм, доктор Моориц, — заметил Пент и добавил, что всегда считал своего лечащего врача серьезным человеком. А цинизм — ничто иное как духовная распущенность.

— Видите ли, Пент (его последнее замечание доктор явно пропустил мимо ушей), амнетики плохо ориентируются во времени и пространстве, путаются в лицах и так далее. У вас вполне мог быть провал памяти на вокзале, но он быстро прошел. Ваши мемуары или хроники свидетельствуют о превосходной памяти. Правда, вы изложили их с учетом упомянутого мною закона Джексона, однако… а-а, да что тут говорить! Мне следовало бы показать вам настоящего больного амнезией, — махнул рукой доктор. — И совсем уже невероятно, будто человек вспоминает свое имя без фамилии. Ведь только вместе они образуют, деликатно говоря, тот самый семантический знак, который определяет индивида. Допускаете ли вы, что кто-нибудь может вспомнить лишь половину буквы А?.. Вашу фамилию, которую вы сами хорошо знаете, я вскоре вам назову.