Горан Петрович - Различия

Вода в колонке, а это была не обычная колонка, а мемориальная, с укрепленной на ней ржавой металлической пластиной, тесно заполненной именами и фамилиями местных жителей, погибших в предыдущих войнах, была теплой. И странно пахла. Чем дольше лилась струя, тем мутнее она становилась. А если ее набрать и немного подождать, на дне собирался осадок. Но запах оставался, не выветривался.

— Не хочу, не могу, не буду я пить... — сопротивлялись две девочки-близняшки, одинаково одетые, с одинаковыми заколками в волосах, они различались только проборами — у одной он был слева, у другой справа.

— А что я могу поделать! Вы что, не понимаете, где мы находимся? Бог знает где! Вы что, хотите тепловой удар получить? Ничего страшного, зажмите нос и пейте! — нервно отвечала их мать.

Солдаты уходить из буфета не собирались. Пиво лилось рекой, каждый пытался перекричать соседа, но все обещали кому-то как следует задать, кого-то разбить в пух и прах. Три офицера убеждали и заклинали резервистов снять винтовки и составить их по углам. А старый седоволосый официант «Согласия», который, должно быть, уже наслушался похожих воинственных речей, на каждое заявление утвердительно кивал головой, но смотреть на все это ему явно не хотелось, и он лишь следил за тем, не улизнет ли кто, не заплатив за выпивку.

— Папаша, а может, в кредит, а? Расплачусь потом, когда вернемся с поля боя? — повторял один из резервистов, улыбающийся, с красным лицом.

— Лучше сейчас... Мне кассу сдавать сменщику. Буфет не мой, аренда, хозяин с нас спрашивает... — Официант, не поднимая на него глаз, уже клал на стол чек с бледно пропечатанными цифрами.

Дежурный по станции был еще совсем молод, почти мальчик. Видно, ему впервые случилось увидеть столько народу на своей маленькой территории. Он не знал, что делать, кому-то звонил по телефону, стоя по стойке «смирно», потом, сняв фуражку, откашливался и передавал содержание разговора машинисту застрявшего поезда. Машинист, человечище огромного роста, с ним не соглашался. Он одновременно и ругался и крестился:

— Ну нет! Раз они там так хорошо во всем разбираются, пусть кто-нибудь из дирекции приезжает и дальше сам ведет состав!

Молодой дежурный по станции снова аккуратно надевал фуражку, вставал по стойке «смирно» и снова звонил по телефону. Он старался вести себя по инструкции. То есть отказывался выполнять распоряжение, отданное на другом конце провода, этого он делать не смел, но вместе с тем пытался объяснить, какова ситуация.

— Чтоб я еще хоть раз в жизни куда-нибудь поехал на поезде! — горячился пассажир невысокого роста, нагнувшись к окошку дежурного и судорожно сжимая под мышкой папку для документов.

— Ну зачем же так... Железнодорожная сеть покрывает весь мир! — разводил руками дежурный по станции.

— Ну, значит, здесь что-то лопнуло! — почти сунул голову в окошко низкорослый.

Да еще приподнялся на цыпочках, из-за чего папка выскользнула, упала, открылась, и обнаружилось, что в ней ничего нет. Низкорослый панически огляделся по сторонам и стремительно захлопнул папку. К счастью, почти никто не заметил, что она пуста.

В зале ожидания переговаривались мало. Теснившиеся люди по большей части молчали. Как будто экономили воздух. Иногда кто-то хрипло кашлял. А если кто-нибудь вдруг заговаривал, то почти сразу же умолкал. Война. Пусть не прямо здесь, но все же где-то рядом. И хотя не ко всем это относится, но никогда не знаешь, кто есть кто. Нужно быть осмотрительным. Люди попадаются всякие. Прежде всего конечно, ихние. Ну а потом, бывает, встречаются и наши. Следовательно, ихние из ихних и наши из наших... В основном так.

Наружные деревянные жалюзи были закрыты, чтобы сохранить хоть какую-то прохладу. Это не помогало, помещение словно уменьшилось по сравнению с тем, каким оно действительно было, превратилось в настоящую душегубку. Люди тяжело дышали, ежеминутно обтирая пот платками или прямо ладонями, стараясь занять такое положение, чтобы избежать солнечных лучей, которые все-таки пробивались через деревянные планки, беспощадно перерезая своими лезвиями все, что попадалось на их пути. Может быть, поэтому мне вспомнился один фокус, когда иллюзионист закрывает в длинном ящике человека из публики, а потом театральными жестами втыкает в него длинные кинжалы, пока остальные зрители с любопытством ждут, когда же оттуда, из мрака, наконец послышится предсмертный вопль.