Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

Уилсон снова застонал. Они прекратили разговор, перевернулись на живот и, приподнявшись на локтях, стали прислушиваться к тому, что происходило рядом. Браун, тяжело вздохнув, сел и попытался успокоить Уилсона.

- В чем дело, дружище, в чем дело? - спросил он ласково, как бы успокаивая ребенка.

- О-о, этот живот доконает меня, черт возьми!

Браун вытер пот с лица товарища.

- Ты узнаешь, кто разговаривает с тобой, Уилсон?

- Это ведь ты, Браун, да?

- Да. - Сержант почувствовал облегчение. Уилсону, наверно, стало лучше - он впервые узнал его. - Как чувствуешь себя, Уилсон?

- Хорошо. Но я ничего не вижу.

- Это потому, что темно.

Уилсон обрадованно усмехнулся и произнес слабым голосом:

- Я думал, что из-за этой дырки в животе потерял зрение. - Он чмокнул губами, словно обиженная женщина. - Вот проклятие. - Он попытался повернуться на носилках. - Где я?

- Мы несем тебя к берегу. Стэнли, Гольдстейн, Риджес и я.

Уилсон задумался.

- И с разведкой для меня все кончено?

- Да. Для всех нас, дружище.

Уилсон снова усмехнулся.

- Ручаюсь, Крофт злился, как потревоженная пчела. Черт возьми, теперь-то они обязательно меня оперируют и вырежут всю эту дрянь, правда, Браун?

- Конечно, тебя вылечат.

- После операции у меня будет два пупка, один над другим. В таком виде я буду очень привлекателен для женщин. - Он попытался засмеяться, но закашлялся. - Трудно выдумать что-нибудь более привлекательное.

- Ты все-таки неисправимый пошляк, Уилсон.

Тот вздрогнул.

- У меня во рту вкус крови. Это ничего, а?

- Ничего, - солгал Браун. - Просто кровь выходит и туда и сюда.

- Ну разве это не проклятие для человека, который пробыл во взводе так долго, быть раненным в такой момент? - Уилсон умолк, вспоминая что-то. - Только бы эта дырка в животе перестала болеть.

- Все будет хорошо.

- Послушай, а меня ведь искали японцы там, в поле. Они были в двух-трех ярдах от меня. Я слышал, как они болтали о чем-то. Они искали меня. - Уилсона опять затрясло.

"Он снова бредит", - подумал Браун и спросил; - Тебе не холодно?

Уилсон только вздрогнул в ответ. Постепенно, пока он говорил, температура у него спала, тело становилось влажным и холодным.

Его сильно знобило.

- Дать тебе еще одно одеяло? - спросил Браун.

- Ага. Если можно.

Браун отошел от носилок, направляясь к тому месту, где расположились остальные.

- У кого-нибудь есть второе одеяло? - спросил он.

Сразу никто не ответил.

- У меня только одно одеяло, - сказал Гольдстейн. - Но я могу обойтись и плащом.

Риджес промолчал, а Стэнли предложил:

- И я могу спать под плащом.

- Вы вдвоем обойдетесь как-нибудь одним одеялом и плащом, а один плащ и одеяло я возьму.

Браун возвратился к Уилсону, укрыл его своим одеялом и одеялом и плащом, взятыми у товарищей.

- Так лучше, дружище?

Уилсон стал дрожать меньше.

- Хорошо, - пробормотал он.

- Конечно.

Несколько минут они молчали, а потом Уилсон снова заговорил:

- Я очень благодарен вам за все, что делаете для меня. - На глазах у него навернулись слезы. - Вы хорошие ребята, и я сделал бы для вас все, что хотите. Человеку хорошо только тогда, когда у него друзья. А вы так заботитесь обо мне. Клянусь, Браун, может быть, мы когда-нибудь и ссорились,но когда я поправлюсь, то сделаю для тебя все, что ты захочешь. Я всегда знал, что ты хороший друг.

- Ну ладно, ладно.

- Нет, человек хочет, хочет... - От желания высказаться Уилсон начал заикаться. - Я ценю это и хочу, чтобы ты знал, что всегда буду тебе другом. Ты сможешь сказать, что есть такой человек - Уилсон, который никогда ничего плохого о тебе не скажет.

- Ты лучше успокойся, друг.

Но Уилсон продолжал еще громче:

- Ладно. Я постараюсь уснуть, но не думай, что я не благодарен вам. - Уилсон снова стал заговариваться, а через несколько минут умолк.

Браун задумчиво смотрел в темноту. И снова поклялся себе:

"Я должен доставить его в лагерь".

МАШИНА ВРЕМЕНИ. УИЛЬЯМ БРАУН, ИЛИ СЕГОДНЯ БЕЗ ЯБЛОЧНОГО ПИРОГА.

Среднего роста, слегка полноватый, с мальчишеским веснушчатым лицом, вздернутым носом и каштановыми, с рыжеватым отливом волосами. Однако вокруг глаз можно было заметить морщинки, а на подбородке несколько тропических язв. В общем ему можно было дать лет двадцать восемь.

Соседи всегда любили Вилли Брауна - он такой честный мальчик, у него обычное приятное лицо, какое можно увидеть на рекламах в витринах магазинов, банков и других учреждений.

- Хорошенький мальчик у вас, - говорили соседи его отцу Джеймсу Брауну.