Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

Но это ощущение быстро прошло. Браун как бы проснулся среди ночи, беспомощный, лишенный энергии, которую израсходовал его мозг во сне. Браун начал раздумывать над тем, как трудно будет нести Уилсона. Он все еще чувствовал себя уставшим и разбитым после двух дней марша со взводом. А холмы на обратном пути к берегу потребуют много сил, так как выделенные Крофтом солдаты вернулись назад. Он ясно представил себе марш в течение следующего дня. Их осталось четверо, и носилки придется нести без смены. Уже через четверть часа утром они смертельно устанут, будут еле волочить ноги, и им придется поминутно отдыхать. Уилсон весил около двухсот фунтов, а если учесть вес вещевых мешков, прикрепленных к носилкам, то всего получится около трехсот фунтов. По семьдесят пять фунтов на человека. Браун покачал головой. По опыту он знал, как усталость подрывает его волю и лишает способности мыслить.

Он являлся командиром группы и был обязан довести ее до цели, но не чувствовал в себе уверенности.

В результате всех этих переживаний - сочувствия Уилсопу, желания стать отцом и вновь охватившего его отчаяния - он почувствовал необходимость быть честным перед самим собой, хотя бы на минуту. Он признался себе, что хотел, чтобы его назначили командиром этой группы, потому что боялся идти дальше со взводом. Поэтому он должен справиться с заданием. "Сержант ничего не стоит, если потеряет волю, если допустит, чтобы это заметили другие", - думал Браун. Но дело было не только в этом. Он мог бы кое-как протянуть предстоящие месяцы, возможно даже годы. Фактически они были в боях лишь незначительное время, ничего за это время не произошло; его страх могли и не заметить, никто бы из-за этого не пострадал. Если бы он хорошо выполнял все другие обязанности, все было бы в порядке.

"После вторжения на Моутэми я был на гораздо лучшем счету, чем Мартинес", - подумал он.

Браун смутно понимал, что боится потерять волю полностью, что не справится с обязанностями даже вне боевой обстановки. "Нужно взять себя в руки, - подумал он, - иначе потеряю свои нашивки".

На какой-то момент ему захотелось этого. Ему показалось, что жизнь станет значительно проще, если не будет хлопот и обязанностей. Ему не нравилось наблюдать за работой солдат отделения, обеспечивать хорошее выполнение задания. Он стал ощущать все большее напряжение, когда какой-нибудь офицер или Крофт проверял работу его отделения.

Но он знал, что никогда не сможет отказаться от сержантского звания. "Я - один из десяти, - размышлял он. - Меня выбрали потому, что я лучше остальных". Это была его защита от всего, от его собственных сомнений, от измены его жены. От сержантского звания он отказаться не мог. И все же его часто мучило внутреннее чувство вины. Если он недостаточно хорош, его следует прогнать, но он старался скрыть это. "Я должен доставить Уилсона", - поклялся он себе. К нему снова вернулось какое-то чувство жалости к Уилсону. "Сам он ничего не может сделать, зависит во всем от меня, и я должен справиться с заданием". Все было ясно.

Он снова начал гладить Уилсона по лбу, глядя куда-то в темноту.

Гольдстейн и Стэнли разговаривали между собой; Браун повернулся к ним.

- Потише. А то он снова очнется.

- Ладно, - мягко согласился Стэнли. В его голосе не было и тени упрека. Он и Гольдстейн, спаенные окружавшей их темнотой ночи, оживленно разговаривали о своих детях.

- Ты знаешь, - продолжал Стэнли, - мы не видим их в самое интересное время. Они растут, учатся понимать что-то, а нас рядом нет.

- Да, это плохо, - согласился Голъдстейн. - Когда я уехал, Дэви едва лепетал, а теперь жена пишет, что он разговаривает по телефону как взрослый. Трудно поверить.

Стэнли щелкнул языком.

- Конечно. Я же сказал, что мы упускаем самое интересное в них. Когда они станут старше, этого уже больше не повторится. Я помню, когда я начал подрастать, отец почти ни о чем со мной не разговаривал. Какой же дурак я был. - Он сказал это просто, почти искренне. Стэнли обнаружил, что нравился людям, когда делал подобные признания.

- Все мы такие, - согласился Гольдстейн. - Я думаю, это процесс роста. Повзрослев, мы видим все яснее.

Стэнли с минуту молчал.

- Ты знаешь, что бы там ни говорили, а женатым быть хорошо. - Он устал лежать без движения и осторожно повернулся в одеяле. - Когда ты женат, все становится иным.

Гольдстейн согласно кивнул в темноте.

- Потом все бывает не так, как рассчитываешь, но лично я был бы потерянной душой без Натали. Женитьба ставит человека на твердую почву, заставляет его осознать свои обязанности.