Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

А в глубине - под гладкой поверхностью страниц бостонских "Геральд", "Пост", "Тревелер", "Дейли рекорд" и "Бостон америкен" - мертвящее однообразие и зловеще-порочные нравы. Пьяницы заблевывают станции бостонской подземки более обстоятельно, чем это делают пьяные в любом другом городе. Площадь Сколей-сквер - царство похоти, на помойках предаются содомскому греху. Что-то нездоровое в бешеном ритме уличного движения и в озлобленных драках подростков в узеньких переулках. Стены синагог и памятников на кладбище испохаблены непристойными надписями и рисунками, знаками свастики.

"Мне тяжело слышать об этом", - говорит губернатор Кели.

Шайки подростков устраивают побоища, дерутся камнями, палками, кастетами, зимой в снежки закатывают булыжники. Ничего страшного - это просто проявление здорового духа соперничества.

- Эй, Галлахер. шайка Левши Финкельстейна собирается драться с нами.

- Сукины сыны! Ну что ж, покажем им. (Страх - чувство, чуждое шайке, он загнан куда-то глубоко внутрь.) Я давно до него добираюсь.

- Зови Пэкки и Эла и Фингеров, приведем евреев в чувство.

- А когда начнем?

- Не суетись! Ты чё, уже струсил?

- Никто не суетится... Я просто хотел прихватить дубинку, вот и все.

Галлахер по пути проходит мимо синагоги и со злостью плюет на стену. "Эй, Уайти, этот плевок - за нашу удачу!"

Со стариком лучше не связываться, когда он напьется. Мать вздрагивает от каждого звука и ходит по дому на цыпочках. Отец сидит за круглым столом в столовой, которая служит им также и гостиной, сгребает в свои здоровенные лапы желтую кружевную скатерку и мнет ее в кулаке, потом снова расстилает ее по столу.

- Черт побери, мужчина должен... Эй, Пег!

- Что, Уилл?

Отец трет нос и подбородок.

- Прекрати этот дурацкий балет, ходи нормально, черт подери!

- Хорошо, Уилл.

- Убирайся отсюда!

Если у тебя старик такой здоровенный, как Уилл Галлахер, и если он напьется, то лучше оставить его в покое и следить, как бы он не съездил тебе по зубам своим увесистым кулаком.

Отец сидит за крухлым столом и бьет по нему кулаком. Тупо смотрит на стены, на которых висят вырванные из календаря выцветшие картинки с пастушками в лесной долине.

- Проклятая дыра! - рявкает он.

Дурацкие картинки дрожат от нового удара по столу.

- Не пей так мною, Уилл.

- Заткнись! Заткни свою дурацкую глотку!

Отец тяжело поднимается на ноги, качаясь, подходит к стене.

Картинка с пастушками летит на пол, покрывавшее ее стекло со звоном разлетается на мелкие кусочки. Отец растягивается на убогом серо-коричневом диване, лежит, уставившись на серый лоснящийся ворс ковра, туда, где ворс особенно вытоптан.

- Всю жизнь вкалываешь... а что толку? - ворчит он.

Мать пытается потихоньку убрать бутылку со стола.

- Оставь бутылку на месте!

- Может быть, Уилл, ты сможешь найти другую работу?..

- Э-э, вечно ты ноешь. То у тебя мясники, то бакалейщики... А я хребет себе ломаю, вожусь с этим грузовиком... Конченый я человек. Поставь бутылку на место!

Шатаясь, отец встает, делает рывок к матери и бьет ее. Мать опускается на пол и лежит без движения, жалко всхлипывая. Худенькая, усталая, неряшливая женщина.

- Прекрати свое нытье.

Отец молча смотрит на нее, потирает нос, потом ковыляет к дверям.

- Прочь с дороги, Рой!

У порога он спотыкается, вздыхает и, шатаясь, исчезает во тьме. Галлахер смотрит на мать и чувствует, что вот-вот разрыдается.

- Ну вставай, вставай, мама, - говорит он, помогая ей подняться на ноги.

Мать начинает плакать громко, навзрыд.

"Лучше держать язык за зубами, когда он напьется", - думает Галлахер.

Галлахер идет в свою комнату, читает взятую в библиотеке книжку про короля Артура и рыцарей Круглого Стола. Мальчишка мечтает о женщинах, пахнущих лавандой. "Я не буду таким, как отец", - думает он. Он будет защищать свою даму с мечом в руке.

Светлые юношеские годы...

Учителям средней школы Галлахер не запомнился; угрюмый, замкнутый подросток без признаков рвения к учебе. Он бросает школу за год до окончания, в конце промышленного кризиса, и устраивается работать лифтером. Отец в тот год безработный, а мать зарабатывает мытьем стен, испанской черепицы и построенных в колониальном стиле домиков в Бруклине или Ньютоне. По вечерам она укладывается спать сразу же после ужина, а отец сидит в баре на углу, поджидая кого-нибудь, кто предложит ему выпить или с кем можно будет поскандалить.

Рой начинает околачиваться вокруг окружного клуба демократической партии. В маленьких задних комнатках дуются в покер или в кости, ведутся интригующие разговоры. В большом зале много молодых парней в саржевых костюмах, доступные женщины, дым коромыслом. И разговоры о вербовке. Говорит Стив Макнамара, восходящая звезда партии: