Ганс Кирст - Фабрика офицеров

— Этот случайный слизистый восторг, неужели он действительно так важен? — спросил наконец Крафт.

— Он решает все, — сказал Федерс. — Мужчина может потерять руку или ногу, одно легкое или мозг, если он у него есть, и оставаться мужчиной; если же он теряет пол, то он перестает быть мужчиной.

— Возможно, он перестает тогда быть быком, жеребцом, петухом — и этим самым он освобождается от массы всякой гадости. Его жизнь становится проще, менее сложной, спокойной. Природа все компенсирует. Разве не говорят так? Кто теряет зрение, у того становится острее слух, развивается осязание, растет фантазия.

— Все это ложь! — глухо сказал Федерс. — Все это благочестивая, дерзкая или глупая ложь! Морфий для души и массаж для мозга! В лучшем случае доброе утешение — и, конечно, даже в этом что-то есть, — но в большинстве случаев, по крайней мере в войну, за этим кроется кое-что совсем другое. Это ведь старый метод прожженных государственных деятелей: грязь и нищета, услужливо задрапированные такими декоративными словами, как судьба, божья воля, честь, провидение, жертва. Путеводная нить для совратителей народа и тех, которые хотят стать таковыми. Жертва! Все время они говорят о жертве за родину, за свободу, за мир или за то, что оказывается в данный момент целесообразным. Они торгуют дешевым состраданием и оплачивают свои счета честью. Все это целесообразно и многообещающе: апробировано и оправдало себя тысячелетиями. Я знаю: смерть и увечья неизбежны в войне для солдата, как вода для рыбы. Кто надевает военную форму, может рассчитывать на рыцарский крест, но он должен думать и о могильном кресте и даже о ранении в пах. Мне это всегда было абсолютно ясно — теоретически. Но когда вы потом лежите, уставившись в потолок, и чувствуете себя беспомощным и бессильным и совершенно оскопленным — что тогда?

На это Крафт сразу не мог ничего ответить. Он автоматически взял бутылку водки, налил себе полный стакан и выпил его до дна. Водка была как вода.

— Вы не должны все это недооценивать, Крафт, — сказал Федерс. — Никогда нельзя этого делать! Половое влечение является одним из факторов нашего бытия, одной из решающих сил вообще и, возможно, последним секретом созидания.

— Жаждущие все время думают о воде, голодные — о еде, одинокие — о женщине или о друге. То, чего нам не хватает, кажется всегда самым желанным. При этом каждый, кто способен мыслить, знает, что нет полного удовлетворения. Удовлетворение чувств тоже является кратковременным.

— Не пытайтесь обманывать меня, Крафт. Вы ведь знаете, что нами движет, — нами в особенности. Ведь нет ничего, что у солдат проявляется наиболее ярко и назойливо. Они являются жертвами принуждения. У них нет другой такой темы для разговоров, которая хотя бы приблизительно занимала их в такой степени. И они говорят об этом, потому что они находятся под гнетом смерти. Страх смерти является одним полюсом их бытия, половое влечение — другим. «Война и любовь» — так назывались книжонки, при чтении которых у солдат прошлой мировой войны подкашивались ноги. Тщеславие и сексуальная потребность, опьянение властью и опьянение полового влечения, гибель и зачатие. Это то, Крафт, что каждый носит с собой.

Глаза капитана Федерса постепенно стекленели. Некоторое время он сидел, неподвижно уставившись перед собой. Затем снова выпил водки, тяжело поднялся, пошел, слегка шатаясь и волоча ноги, к двери, которая вела в спальню. Эту дверь Федерс открыл очень осторожно. Он ухватился за дверной косяк, нагнулся и заглянул в спальню. Затем сказал переутомленным голосом, измученно и все же нежно:

— Она спит.

Крафт встал, не зная, что ему делать. Он чувствовал потребность подойти к Федерсу и обнять его. Но Федерс до сих пор сам не сделал ни одного доверчивого жеста. Он только произносил вызывающие, назидательные речи.

Капитан обернулся. Он глядел на обер-лейтенанта, сощурив глаза, почти резко. Затем закрыл за собой дверь и сказал:

— Почему вы встали, Крафт? — Крафт сел. — Вы что, собираетесь шпионить за мной? — Крафт ответил на этот вопрос отрицательно. — Я бы этого вам и не советовал, — сказал Федерс.

Прошло довольно много времени. Гнетущая тишина повисла в комнате. Издалека радиоприемник доносил вальс Иоганна Штрауса — он звучал навязчиво-вульгарно, так как его исполнял духовой оркестр. Наконец капитан Федерс с трудом произнес, прислонившись спиной к двери спальни:

— Все, что я вам разъяснил, Крафт, имеет под собой основу. Это правило. Но и у него, естественно, есть исключения — и одним из них являюсь я. Я сделал свои, особые выводы из этой ужасной ситуации. Хотя я и потерял так называемую мужскую силу, но я сумел компенсировать это своей волей и разумом. Вы следите за моей мыслью, Крафт?