В квартире между тем своим чередом шла обычная тихая жизнь. Из-за двери отцовского кабинета доносились хриплые звуки «Спидолы»; мама перед сном принимала душ, и слышно было сквозь плеск воды, как она что-то вполголоса напевала; у бабушки в комнате горел свет. Бабушка боком сидела у стола, подсунув под себя ногу. Стол был завален множеством газет. Напряжённо поблёскивая стёклами очков, бабушка заносила для памяти в специальную тетрадь каллиграфическим чётким почерком: «Нигерия и впредь будет поддерживать освободительную борьбу народов Африки… Мальта — остров трудной судьбы. Территория — 316 квадр. километров. На трёх обитаемых островах, лишённых ископаемых. Почва — известняк… Обратить внимание:Европа буквально напичкана ядерным оружием. В то же время сотни миллионов людей в мире страдают от недоедания, а Запад швыряет на производство смертоносного оружия гигантские материальные и финансовые средства…»
Серёжа разделся и долго стоял перед зеркалом в трусах, корчил гримасы, одну свирепее другой, разглядывал тёмные упругие волоски на груди, на ногах, особенно густо растущие внизу от колена до лодыжки, сгибал в локте поочерёдно то правую, то левую руку, щупал мускулы. Вид собственного здорового тела внушал уверенность. Серёжа даже повеселел.
Когда от холода кожа стала синеть, покрываясь частыми пупырышками, он забрался наконец в постель под одеяло. И долго ворочался, согреваясь, и улыбался сам себе с лихой бесшабашностью.
«Ах, Демьян приказал? С Демьяном разобраться? Ну что ж — дело плёвое».
Насвистывая, надел пальто, крикнул матери коротко: «Гулять пошёл!» И, шагая, нет, пружинисто и легко перелетая через три ступеньки, в один миг спустился во двор.
По двору прогуливались неторопливо две старушки. Всегда они мерно семенили вытоптанной дорожкой, из конца в конец по кругу, как стрелки больших часов, и, кажется, не останавливались ни на минуту — утром и вечером, днём и ночью. Одна из них, усатая Ксения Трофимовна, бабка Лёки Голубчикова, издали походила на аккуратную копёнку сена: маленькая, усохшая головка её совсем утонула в шалевом огромном воротнике, лишь остренькая маковка в пуховом платке пробивалась наружу. Да ещё неизменная, до пят, расширяющаяся книзу колоколом шуба…
Подхватит лифтёрша баба Паша, неразлучная спутница, Ксению Трофимовну под руку, и покатится Ксения Трофимовна по дорожке, отщёлкивая минуты, часы.
Увидели Серёжу, проплыли мимо, и только разглядел он на мгновение мелькнувшее в сероватом неверном свете искажённое болью усатое лицо, цветом напомнившее высохший гриб-дождевик. И шёпот услышал прерывистый, свистящий: «Он! Он, Пашенька, душегубец главный… Алёшку мово спортил, погубил… Зна-аю!»
От шёпота этого, пугающего, но безвредного, готового в любую минуту оборваться старческими всхлипами, сопением, горячечной мольбой, Серёжа, к своему удивлению, почувствовал уверенность в себе и силу. Распрямился, закуривая, смачно сплюнул сквозь зубы — решился наконец. Щемящим холодком наполнилась грудь, показалось, не идёт уже — летит стремительно, со свистом рассекая воздух, на встречу долгожданную, к кинотеатру.
А у кинотеатра на крыльце, на условленном месте, возле афиши с детскими кинофильмами, стояли в нетерпеливом ожидании, пританцовывали на морозе, дыша сизоватым паром, как свора гончих перед охотой, шестеро узколицых, поджарых и быстрых, надёжных парней.
Сколько вина с ними выпито, сидя по-гусарски на подоконниках гулких подъездов, сколько песен лихих спето, сбацано длинными вечерами, сколько девочек дворовых перецеловано…
И тут вдруг на Серёжином пути возник мгновенно из воздуха тёмный кокон, начал вытягиваться, расти, расти, щёлкнув, как японский зонтик, с лёгким шуршанием распался, и из сердцевины его, словно вытолкнутый тугой пружиной, появился Демьян. Был Демьян, как обычно, в синем форменном пиджачке с маленькими погончиками, но бледный, точно после бессонной ночи, отчего резче обозначились острые скулы, тяжёлый подбородок, настороженно прижатые уши. В лице Демьяна, жёстких глазах сразу явственно проступило что-то хищное, волчье.
У Серёжи поднят воротник, руки в карманах пальто глубоко, рыжеватый бычок тлеет, прилепленный ловко в уголке губ. Так, теперь небрежной, вяловатой походкой приблизиться, ощущая спиной, затылком бодрящее присутствие проверенных дружков.
— Ах, сочинение тебе?
Вот тут-то и ожидал Серёжа увидеть панический страх, ужас перед неотвратимостью расплаты. Демьян отступит сначала на шаг, потом ещё, ещё попятится, вихляя тощим задом, затравленно озираясь по сторонам, пока не упрётся спиной в кирпичную стену дома. А он, Серёжа, станет надвигаться, неумолимый, как рок, как судьба.
Читать дальше