Виссарион Белинский - Владимир и Юлия, или Любовь девушки в шестнадцать лет. Роман. Сочинение Федора К.ср.на.

Действие в Италии; герой романа – русский, героиня – итальянка. Особенно интересно в этом романе, что и самые итальянцы выражаются языком пьяных русских мужиков; вот, например, разговор в театре Падуи:

– Да-с, синьор, Молоденькой полковник-то чудо, чудо как красив собою-с, а голос-то?.. но наслушаешься, ей-богу-с, право, не наслушаешься!

Журналист посмотрел сперва было презрительно на купца, но потом, переменив угрожающий видна ласковый, спросил у него, не имеет ли он с собою лорнетки? и, получив ответ: «Имеется кое-какая-с!», – попросил у него ее.

Купец дал журналисту маленькую зрительную трубку, в которую последний посмотрев, воскликнул:

– Это точно они!

– Кто-с, синьор? – спросил с подобострастием купец.

– Юлия Александровна Лельская, урожденная Виспонти (,) с своим супругом; также Лаура Петровна Виспонти, урожденная Чарделли (,) с своим супругом, и отставной капитан Павел Михайлович Лельский. – Да, – прибавил со вздохом бывший противник барона Брамбеуса (он согласился наконец сам с собою, что лучше писать вместо: сей, сия, сие, оный и проч. и проч. этот, эта, это, и проч. и проч.). – Было времячко, в которое и мы могли сделать кой-что; но теперь прошло всё, и остались только воспоминания. Я слышал, что эти обе четы, прежде брака своего, были несколько раз поражаемы несчастиями, чрез одного злодея делаемыми ; [2]но, хвала богу, всё горестное, как дым, для них прошло!

– Да-с (,) нужно им благодарить бога за то! – проговорил купец.

Каков отрывок! И весь роман таков-то! Не говоря уже о том, что в нем журналист выражается языком пьяного русского мужика, он еще и враг Барону Брамбеусу; но это оттого, что все итальянские журналисты суть заклятые враги одному Барону. А купчик?… Не правда ли, что он перелетел в падуанский театр прямо из балагана за Рогожскою, где стравливали медведя Ахана с дикою лошадью?… Это по части нравоописательной; теперь не угодно ли полюбоваться чисто романическою стороною;

Пораженный, как громовым ударом, Владимир стоял неподвижно с распростертыми руками, с устремленными на нее взорами, с языком (стоял с языком!), немеющим от ужаса. Потом, как бы придя в себя, он качал стараться своими горячими ласками отогреть оцепенелые ее члены; но тщетно прижимает он ее к груди своей, напрасно называет ее по имени и по отчеству: Юлия Александровна безмолвна!

Объятый страхом, что, быть может, он увидит ее издыхающею без всякой помощи, Владимир берет ее на руки, и наложив на себя это драгоценное бремя, он бежит к дому, он входит в залу, оно пусто ». [3]

Право, прочтя этот роман, поневоле скажешь: «оно пусто», особенно, когда наткнешься на подобные красоты слога, сбивающиеся на бессмыслицу:

– Как! – воскликнула с удивлением г-жа Виспонти, – вы не соглашаетесь, Фернандо, быть моим зятем?

– Неужели вы думаете сударыня, что можно отказать красоту, богатство и честь от союза вашей дочери, не имея для того особенной причины?

В заключение скажем, что этот роман так же обилен отвратительными сценами, как нелеп в основе и изложении и дурен и языке и слоге.

В коротеньком предисловии автор говорит:

Если я успел в том, что мог моим романом угодить благосклонной публики, то и непродолжительном времени издам другой.

Пощадите, г. сочинитель: честью уверяем вас, что вы не успели угодить «благосклонной публике»…

Но если строгий суд критики присудит меня к вечному изгнанию из области литературы, то мне ничего более не останется, как взглянуть еще раз на покинутые равнины и удалиться.

Благоразумное решение! Надо последовать ему!..

«Моск. наблюдатель» 1839, ч. II, № 3 (ценз. разр. 1/III), отд. IV, стр. 31–33. Без подписи.

Курсив Белинского.

Курсив Белинского.