Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— Вот свинья! — помолчав, отозвался Само Пиханда. — Под завязку еще и хороший колодец испоганил, кто же будет теперь воду из него пить?!

Валент звал всех к себе в гости, но Само с Аностой рвались домой.

— Зайди хоть ты ко мне! — обратился он к Само.

— В другой раз, — отговаривался Само, — с ними хочу воротиться… А вот если бы ты помог мне с работой…

— С этим дело хуже!

— А в микулашских дубильнях? Ты же там пайщиком!

— И оттуда, людей увольняют, — погрустнел Валент. — Да и у меня там пока никакого веса…

Они горестно поглядели друг на друга, обнялись и расстались.

— Кланяйся матери, всем своим и Кристине! — кричал Валент, уже когда поезд тронулся. — Как-нибудь в воскресенье приедем в родное верховье вместе с женой!

Само Пиханда закрыл окно и подсел к Юло Митрону.

— Можно? — спросил он.

— Садись! Только без оскорблений!

— Боишься?

— Нет, не боюсь.

— Так вот что тебе скажу: сестру ты мне загубил, — сказал Само тихо, с упором. — Кристина еще могла бы выйти замуж!

— Могла, да не вышла! Я не заказывал ей!

— Перестал бы ходить к ней!

— Ну а не перестану?

— Вот я и говорю: ты ее совсем загубил! — еще раз сказал Само.

— Знаешь что, Само, — Митрон схватил его за руку. — Оставь нас в покое! Прошу тебя, оставь нас обоих в покое! Нам лучше знать, как нам быть!

Само посмотрел на Митрона, а потом отвел взгляд. Опустил голову, покорился. Только тогда расслабилась Митронова рука. Они продолжали сидеть рядом, но больше и словом не перекинулись.

Родные встретили их, словно они воротились с проигранной битвы. Дети повисли на Само, а Мария расплакалась у него в объятиях.

— Столько горя и мертвых уже в январе! — шептала она, положив голову ему на грудь. — Плохой год будет…

— Зачем так говорить, родная! — оборвал он ее с улыбкой. — Когда же умирать, как не зимой?

Он привлек к себе жену, детей, и они все вместе вошли в дом.

По весне Само Пиханде казалось, что вот-вот, словно дерево, он выбросит корни и листья. Голова раскалывалась, во всем теле — тревога, ладони зудели. Подчас он смотрел на себя в зеркало с опаской: вдруг откуда-нибудь выбьются из него эти корни и листья. А взглядывая на солнце, иной раз думал, что и с ним у него тоже какое-то сходство, что-то вроде роднит их. Он и солнце с превеликим трудом продирались сквозь зиму. Но солнце весной уже не только ежедневно всходило и заходило — его благодатное тепло все вокруг пробуждало к жизни. И Пиханда с радостью обогнал бы самого себя. В конце марта и начале апреля он спроворил все полевые работы — пропахал, засеял, посадил — и со дня на день становился беспокойнее.

— Ох, женушка, надавал бы я кому-нибудь тумаков, — говорил он злобно, — враз бы измолотил кого! Попробовал бы кто меня оскорбить иль огреть по башке! У-ух, я бы с ним за это сквитался, ей-ей, кости бы переломал! Эх, Мара родная, вздул бы я кого, право слово, вздул бы!

— Коли тебе так приспичило, ударь меня! — предложила ему Мария. — Только в корчму сейчас не ходи, тебе ведь недолго и невинного изобидеть! Знаю, что с тобой! На стройку, в чужую сторону тебя потянуло. Вот что тебя смущает, терзает и злит!

— Да уж пойду, куда денешься! — сказал Само, оживившись. — Деньги надобно заработать! И пожалуй, прихвачу с собой старшего — Яна. Ходить в школу ему теперь не обязательно, вот пускай и попробует в подручных у каменщика!..

Как вознамерился, так и сделал. Уже в конце марта стал сколачивать их бывалую артель. Перво-наперво слетал к мастеру. Петер Жуфанко-Змей стал изворачиваться, долго скреб за ушами, кривил губы, хмурился и знай охал да ахал: куда, мол, к чертовой матери, тащиться им, да пропади она пропадом вся эта каменщичья работа. Но так было только с первого разу: в обычае водилось поначалу артачиться, судить-рядить да надлежащим образом отнекиваться. Когда же Само явился к нему во второй раз, Змей от радости чуть не бросился обнимать его. Инструмент у него был уже приготовлен, рюкзак собран.

— Ну, Самко, я не против, — сказал он с улыбкой. — Не знаю только, в какую сторону нам податься?

— На Кошице надо идти, потом повернуть на Мишковец [96] Ныне Мишкольц в Венгрии. , Дебрецен и Варадин-Великий, — живо разговорился Само, — Яно Аноста уж с неделю расспрашивает в поезде всех каменщиков. Мужики из Довалова намекнули, что вроде под Варадином есть работенка до самого лета, а то и до осени.