Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— Ему-то хорошо известно почему, — ответил Цыприх. — Надрался с какими-то мужиками из Кокавы у Герша и продал им трех бычков. Они-то думали, что покупают телят, и дали ему задаток в десять золотых. А когда собрались увести их, он возьми да укажи им бычок [95] Площадка углом меж двумя сходящимися оврагами. под Брезом, бычок на Старом Пути да за Горкой.

Вахмистр остановился у сельской управы, вошел внутрь. Вскорости он показался вновь, а рядом угодливо мельтешил сельский служитель Крохак. Они дошли до центра села и остановились перед кузницей. Крохак, заглянув в нее, кивнул.

Ондро Митрон оторопело вытаращил глаза, увидев посреди кузни вахмистра с жандармами.

— Ондро Митрон? — спросил вахмистр.

— Я!

— У меня приказ взять вас под стражу и произвести домашний обыск. Сопротивление бесполезно, укажите-ка лучше сами, где вы скрываете все, что подрывает австро-венгерское государство. Оружие, русские панславистские листовки и книги, антигосударственную петицию! Все, что у вас имеется!

— Все уж так враз навряд ли смогу! — Кузнец почесал за ухом.

— Как так?! Ты гляди у меня, прощелыга!

— Легкое ли дело мышей враз созвать!

— Не дури, панславистская скотина! — вскричал один из жандармов и сильно двинул ружейным прикладом Ондрея в грудь.

Кузнец и звука не издал.

Жандармы обыскали дом, Ондро Митрона арестовали. Та же участь постигла его брата Юло Митрона, крестьянина Яна Древака и каменщика Само Пиханду. Однако ничего предосудительного у них не обнаружили, да и сами они никакого сопротивления не оказали. Под ружьями препровождали их жандармы в Градок. Вахмистр подремывал в карете. Перед жандармским участком в Градке повстречался им Пал Шоколик.

— Что, проворовались, голубчики? — спросил он, жалостливо заломив руки.

— Тебе лучше знать! — отбрил его Само и сплюнул. Слюна брызнула на кожаный сапог Пала.

— Погоди плеваться, Самко, слюни тебе авось пригодятся! — рассмеялся Шоколик и, шепнув что-то вахмистру, удалился.

В Градке держали их два дня, на третий повезли в Ружомберок. В поезде они запели, а потом им взгрустнулось. Растрогала их песенка, даром что жандарм подтягивал им.

Под вечер к ним в камеру пропустили Валента Пиханду и Яна Слабича.

— Не унывайте, ребята, выручим вас из беды, — сказал Валент. — Я уже выяснил, в чем вас обвиняют. Есть подозрение, что вы собираетесь у Ондро Митрона якобы с противогосударственными целями. Скрываете-де оружие, русскую, сербскую, чешскую и словацкую панславистскую литературу и листовки. Даже будто написали антигосударственную петицию. Но доказательств — никаких. И еще, дескать, вы оскорбили государя императора, Вену и Будапешт, сиречь все государство. А свидетель всему единственный: Пал Шоколик.

— Это он донес на нас! — выпалил Ян Древак. — Надо было нам его…

— Успеется! — со вздохом обронил Юло Митрон.

— Шоколика бояться вам нечего, если все будете держаться заодно, — отозвался Ян Слабич. — Схлестнулись, мол, из-за какой-то пустяковины, не то оскорбили его, вот он на вас и донес по злобе.

— За подковы не хотел заплатить! — сказал кузнец Митрон.

— Не хотел?

— Ни в какую!

— Именно так, Ондро! Не хотел заплатить за подковы, вот ты с ним и повздорил.

— Железо мое, работа моя, а подковы за полцены решил получить… Оно и правда — повздорили мы! И не раз! Как-то был у меня брат, да вот Само с Яном. Крепко мы тогда сцепились, в этом все дело!

— Вот этого и держитесь все вкупе, а прочее отрицайте, — наставлял их Валент Пиханда. — Ни в чем другом не признавайтесь, Шоколик единственный, больше никто против вас не свидетельствует. А ты, Само, — наклонился он к брату, — о социал-демократах ни-ни.

Само кивнул.

Оба адвоката ушли. Час спустя четырех арестованных разместили по отдельным камерам. А утром на другой день стали их поодиночке допрашивать. И в последующие два дня повторялось то же самое. Все, однако, дружно стояли на своем и ни в чем не признались. Следователи прибегали ко всяческим угрозам и никак не могли дождаться Пала Шоколика, которому надлежало изобличить их. И письменно его вызывали, и жандармов посылали, по Шоколика — как ветром сдуло. Искали его дома, расспрашивали о нем соседей: тому два дня, говорили они, хлестал он у Герша, а с той поры о нем ни слуху ни духу. Словно сквозь землю провалился. И только на четвертый день нашли его дети: утоп в собственном колодце. Через два дня арестованных выпустили, и Валент Пиханда с Яном Слабичем тут же затащили всех в корчму. Изумлению конца не было, когда Валент рассказал им, что приключилось с Шоколиком.