Михкель Мутть - Международный человек

Момсен обиделся

В конечном счете все было хорошо. Большая часть “Миссии” была выполнена. Фундамент был заложен, наступила очередь других старательно и заботливо возводить стены. Им же еще нужно было кое-что сделать в Старом Свете.

Непосредственно перед отъездом с ними случилась неприятная история. Дело было так.

Теперь, когда Эстония сделала самый важный шаг на пути в Мировую Схему, Момсен счел, что всем этим она обязана ему, и захотел, чтобы Эстония оказала ему за это небольшую услугу. Он вознамерился арендовать птичий заповедник Матсалу, чтобы там охотиться на кабанов. Как подтвердил факс, пришедший из Таллинна, эстонское министерство окружающей среды решительно отказалось это сделать. И Рудольфо, известный эколог, был тоже категорически против.

“Матсалу — безраздельная часть Эстонии, — декларировал он. — И мы никому не отдадим ни пяди своей земли”. Он скрестил руки на груди, угрожающе показал язык и станцевал воинственный танец маори — хака.

Момсен принял это к сведению. Разумеется, прямых угроз он не произнес. Но он сообщил, что не сможет вместе с эстонской делегацией отправиться в Европу, как планировал раньше. Он объяснил это тем, что лично хочет быть на месте, когда на его виноградниках начнется сбор урожая. Но ни шеф, ни остальные ему не поверили. Это означало резкое охлаждение отношений и дистанцирование. Момсен обиделся. Он не собирался больше выпрямлять им стези.

В результате могли последовать серьезные неприятности. Однако шеф был настроен оптимистически и верил, что теперь, когда их независимость зарегистрирована в наиважнейшей во всем мире канцелярии иностранных дел, в Европе они справятся собственными силами.

На следующее утро они улетели. Рутть Ныммелийватеэ проводила их до входа в аэропорт Кеннеди, и ее затуманенный взгляд художницы на гретогарбовском лице увлажнился. “Все эстонские мужчины...” — только и смогла она произнести.

Старый Свет

Из аэропорта Орли они отправились на такси в отель “Рояль”, где у них были заказаны номера. Портье, молодая девушка, пощелкала клавишами компьютера и извинилась с улыбкой: компания, заказавшая им номера, почему-то сегодня утром их аннулировала. Но в этом нет большой беды, как раз минуту назад освободились пять номеров, и если господа...

Это известие обрушилось на них как холодный душ. Конечно, за этим стоял Момсен! Но что его злость зайдет так далеко, этого они не могли предположить. Это означало, что за свое проживание они должны теперь платить сами. В любой другой ситуации это было бы естественно, но они не были к этому готовы.

Благодаря накладным задницам Коэрапуу и термосу госпожи Ныммелийватеэ они все же сэкономили приличную сумму. Однако о четырехзвездочном отеле вроде “Рояля” не могло быть и речи, потому что здесь на свои сбережения они смогли бы провести только одну ночь. Где найти дешевле?

“Надо спросить у таксиста, — предложил Екабс, который знал этот город и его обычаи. — Они знают такие вещи лучше всех”.

Им действительно повезло. “Парнас”, куда их отвез кучерявый, пахнущий крепким табаком таксист, официально был с одной звездочкой, но располагался недалеко от центра и был вполне им по карману. В комнате имелся телефон, в ванной — уголок с душем. Внизу в фойе даже факс.

“Нам все равно здесь недолго жить, — произнес шеф. — Мы уже завтра отправимся в Страсбург. Отдадим номера на время и зарезервируем снова на пару дней после возвращения”.

“А зачем нам ехать в Страсбург?” — поинтересовался Фабиан.

“Там нас представят Европейскому сообществу, — ответил Рудольфо. — Латыши и литовцы тоже будут”.

“А они что там делают?” — удивился Екабс.

“Они делают то же, что и мы, только в обратном порядке, — объяснил Рудольфо. — Сначала Европа, потом остальной мир. Мы начали с мира, а потом приехали в Европу. У нас общие цели, но разные пути их достижения. Поэтому между нами нельзя забивать клин. Наоборот, наши действия должны быть скоординированы. И я прошу, когда мы с ними встретимся, не рассказывайте никаких анекдотов про латышей, литовцев, евреев и французов. Кстати, через полтора часа мы должны будем встретиться с руководителями латвийской интеграционной службы”.

Они расположились в двух номерах, один — на троих, другой — на двоих.

Фабиан оказался в номере с шефом. В их комнате было немного больше места и наличествовал письменный стол, поэтому они договорились, что собираться будут в их номере. Тут, правда, было всего одно кресло и один табурет, но сидеть можно было и на кровати.