Михкель Ното: Грейс

Грейс была прекрасной сестрой. Нет, действительно прекрасной – я всегда так считал, всегда обожал её, всегда находил в ней что-то новое, хорошее.

Старше меня всего на три года, но по ощущениям – на целую вечность. Будучи ребёнком хилым и флегматичным, я часто не из-за проказливости, а чисто по глупости доводил сестру – рылся в её вещах, таскал разные понравившиеся мелочи, заставлял развлекать меня. Она терпеливо сносила всё, и даже с удовольствием возилась со мной – как я потом понял, Грейс нравилось быть для людей чем-то вроде наставника, человека имеющего не только знания, но и опыт, и поэтому она даже в подростковом возрасте дружила только с детьми, ещё интересующимися куклами и не имевшими представления о мире.

Нерешительная, невнимательная, боязливая. Кто-то добавлял ещё: вялая, жадная, эгоистичная, упрямая, ленивая… Странно, но всё это правда, и в тоже время не вся правда. Нерешительная и боязливая? Да, это сразу бросалось в глаза. Но ведь она не могла сделать выбор от того что была очень осторожна и лучше многих осознавала, что такое ответственность, а боязливость стала следствием хорошо развитого воображения и редкой впечатлительности. Источник жадности тоже можно назвать - она проистекала из бедности нашей семьи, но разве Грейс не была всегда готова пожертвовать своим временем и силами? Леность, вялость, невнимательность – собственные фантазии интересовали её куда больше внешней жизни, и я не могу её в этом винить. Я могу отрицать всё плохое, что кто-то знающий её меньше меня может сказать про Грейс – хотя в этом нет особой надобности: большинство придерживаются мнения, что о мёртвых или хорошо, или ничего.

Просто неестественно, как о ней отзываются общими фразами. Такая тихая, добрая… Такая молодая… Талантливая, творческая натура…

Тихих людей много. Добрых тоже выше крыши, а молодость не является ни заслугой, ни отличительной чертой. Не важно, в каком возрасте тебя убили. Что мне особо неприятно, так это выражение «творческая натура» - что они хотят этим сказать? Сейчас этот ярлык прикрепят к любому человеку, стоит ему только заинтересоваться бисероплетением или изредка малевать ничего не значащие картины. Да и не было у моей сестры никакого таланта, даже крохотного – она предпочитала понимать, но не создавать.

Мне нравилась её серьёзность, заботливость. Несмотря на исключительную скрытность, она обладала прямотой – и между нами никогда не было той напряжённости из малодушности и злопамятности, какая рано или поздно возникает между близко контактирующими людьми.

Весь мир для меня состоит из картонных персонажей. Кому-то прописали индивидуальность, кому-то нет, этот неплох, этот неинтересен, с тем можно подружиться, а вон тот вообще думает практически как я. Но только Грейс всегда была живым человеком, только она была важна.

В тот день сестру сначала ограбили, а потом убили. Я не знал тогда подробностей – хотел ли он только ограбить, а убил случайно, не рассчитав силу? Или убийство и было целью, а деньги и недорогое кольцо взял по другим соображениям? Что он ей сказал? Что она ему ответила? Она точно сопротивлялась, и сопротивлялась отчаянно, но под её ногтями не нашли частиц кожи убийцы.

Его быстро арестовали, но отпустили из-за недостаточности улик. Мотив – какой мотив может быть у благоразумного, уравновешенного молодого человека, выходца из более чем состоятельной семьи, никогда не знавшего и никак не пересекавшегося с погибшей? Два свидетеля, вначале вполне уверенно опознавшие в нём того человека, которого они видели спешно скрывающимся с места преступления, вдруг единодушно засомневались и изменили свои показания. Они же не видели самого убийства, просто какой-то человек, который немного смахивает на того парня, проходил мимо. И вообще, полиция давила на них.

Её вещей не нашли у него. Вроде бы всё гладко – не считать же парня виновным только из-за богатства, возможности нанять отличного адвоката, подкупить пару-тройку человек? Я не таю злобу на более удачливых, и никогда никого не обвиняю во всех смертных грехах. Сестру вполне мог убить бродяга или хулиган, которому удалось остаться незамеченным, свидетели вполне могли оказаться под давлением или обознаться, ну и так далее.

Но мои родители так не считали. Я не знал кто убийца, и это меня мало трогало. Они не имели сомнений, и это их подстегнуло.

Смерть приносит с собой горе, и иногда это горе затмевает саму смерть. Первые дни – шок, неверие, слёзы, ярость, отупение. В какой-то мере эти дни я разделил вместе с родителями. Я бросался на стены, кусал себя за руки до крови, заползал в самый тёмный угол и замирал там закрыв уши, или раскачивался, или ходил взад-вперёд. Родители бегали то в полицию, то в морг, то ещё куда-то, то ещё к кому-то. И всё это с рыданиями, стенаниями, заламыванием рук.